Психологические особенности людей пожилого возраста в контексте экзистенциальных данностей
Старость, как конечный этап онтогенетического развития, предполагает, что с определенного возраста в жизни человека начинают проявляться признаки инволюционных процессов, выраженные как в положительных, так и в отрицательных характеристиках [19;20].
Исходя из того, что развитие личности протекает неравномерно, выделяют такую его фазу (восьмая – Э. Эриксон и пятая – Ш. Блюлер), которая знаменуется кризисом, предполагающим пересмотр личностью своего жизненного пути, и от того, как этот путь был пройден, зависит разрешение этого кризиса. Если, подводя итоги, человек приходит к выводу, что его жизнь – это целостный путь, который он прошел не зря, то он гармонично принимает смерть, как естественный финал своего путешествия. Если же он осознает, что прожил зря свою жизнь, которая состояла из одних лишь ошибок и неудач, которые сейчас уже нельзя исправить, то его захлестнет чувство бессилия и страх приближающейся смерти [21;22].
Внутренний мир пожилого человека, в интересующем нас обозрении, лучше всего понять через экзистенциальные данности [23], сталкиваясь с которыми, человек оказывается лицом к лицу перед обнаженной истиной существования. Эти данности представляют собой реальные явления, в которых мы пребываем каждое мгновение своей жизни и от которых, как правило, пытаемся отгородиться. Их четыре:
Смерть;
Свобода;
Одиночество или изоляция;
Бессмысленность.
Согласно периодизации Ш. Блюлера от 45-50 до 65-70 лет у человека начинается трудный возраст душевного кризиса, а конец этого периода знаменуется отсутствием самоопределения и постановки жизненных целей. После 65-70 лет человек теряет социальные связи, которые могут проявляться как смерть друзей, родственников или просто знакомых ровесников. Более легкий вариант – это, после выхода на пенсию, ощущение ненужности и бесполезности. Дети приходят редко, а если приходят, то лишь справиться о состоянии здоровья и предложить свою помощь. Наступает ощущение ненужности и обнажается такая экзистенциальная данность как изоляция, переживаемая как конфликт между осознанием абсолютного одиночества и потребностью в защите. Однако, это не просто состояние одиночества, которое испытывает человек, потерявший близкого друга – это духовное одиночество, исходящее из природы нашего существа. Человек в одиночестве приходит в этот мир и в одиночестве его покидает, психологически он всегда одинок, даже если рядом с ним будет сто человек.
Это хорошо выражено в философии Адвайта, утверждающей, что реальная сущность души – это ни что иное, как сам Брахман, кроме которого ни в материальном, ни в духовном мире ничего не существует (точнее, материальный и духовный мир – это и есть Брахман). Данное учение основывается на утверждениях Упанишад: «Тат Твам Аси» (Я Есть То) и «Ахам Брахмасми» (Я Есть Брахман) [24]. Если кроме Брахмана ничего не существует, а «Я» – есть Брахман, то меня тоже не существует, а уж тем более какого-то другого человека, например, моего родственника или соседа. Отсюда и акцент сделан именно на не-двойственности, вместо того, чтобы сказать «Я Один», говорится «Я Не-два», подчеркивая тем самым, что другого нет по определению. В тот момент, когда мы говорим «Один», мы должны признать, что существует и «Два», но если мы скажем «Не-два», то подчеркнем именно одиночество, с которым сталкивается человек, переживая экзистенциальный кризис. Это глубочайшее переживание абсолютного одиночества в бесконечной вселенной, которое, с одной стороны, может принести психологический дискомфорт, а с другой – предоставить человеку духовное понимание сути вещей:
В одном небольшом посёлке жила обыкновенная женщина, у которой не было детей, мужа, не было родственников, но она была очень добрым и отзывчивым человеком. К ней многие приходили за советом, поддержкой и всех она встречала добрым, ласковым словом. И вот однажды к ней пришла соседка, у которой была большая семья, но сама она была очень печальна.
− Мне так одиноко, - сказала она. – Дети выросли, у них своя жизнь, у внуков свои интересы. Остались мы с мужем одни. И я чувствую, что нет между нами былой любви. Я знаю, что тебе меня не понять. Ты всю жизнь одинока. Мне просто больше не с кем посоветоваться и поделиться своими чувствами, вот я и пришла к тебе.
Женщина подумала немного и ответила:
− Мне действительно тебя не понять, потому что я никогда не чувствовала себя одинокой. Как я могу быть одинока, если вокруг меня целый мир! Мы рождаемся свободными и счастливыми. Одиночество мы создаём себе сами. Каждый день из-за непонимания, недоговорённости мы теряем своих близких и, живя с ними, становимся одинокими. Оглянись вокруг и ты увидишь, что рядом с тобой весь мир, нужно просто идти ему навстречу.
Пожилой человек может упасть в яму экзистенциального одиночества лишь тогда, когда не был понят основной момент – одиночество – это наша природа, которая граничит с другой экзистенциальной данностью — свободой, переживаемой, как отсутствие некоторой внешней структуры, «почвы под ногами», осознание которой приводит человека в смятение.
Данное положение вещей вытекает из концепции Пустоты [25], которая в психологическом смысле заключается в том, что мы на самом деле не имеем отношения с реальным миром, но лишь с его интерпретацией в нашем уме. Наш ум, по сути, пуст так же, как пуст материальный мир, состоящий, в сущности, из мельчайших частиц или имеющий волновую природу. То есть, объектов, как таковых, не существует, это мы видим их как объекты. Все, что доступно нашим органам чувств является таковым лишь потому, что мы это так воспринимаем. Можно сказать, что мир субъективен по своей сути, а материя не такая твердая, как нам кажется:
Субхути сидел в медитации под деревом и смог постичь всеобъемлемость пустоты, понимание того, что ничто не существует иначе, как во взаимосвязи субъективного и объективного. Вдруг он почувствовал, что на него с дерева посыпались цветы.
− Мы благодарим тебя за беседу о пустоте, – шепнули ему боги.
− Но ведь я же ничего не говорил о пустоте, – сказал Субхути.
− Ты не говорил о пустоте, мы не слышали пустоты, – ответили боги. – Это и есть истинная пустота. И снова цветы дождем посыпались на него.
Ощущение одиночества и свободы присутствует с нами на протяжении всей жизни, но мы умело выстраиваем себе стены из установок, моральных ценностей, обязанностей и т.д., чтобы избежать непосредственного столкновения с реальностью. Момент осознания своего одиночества и тотальной свободы ввергает человека в замешательство и заставляет глубоко задуматься над смертью, как самой осознаваемой конечной данностью, которая неизбежно наступит, и которую невозможно избежать. Осознание смерти приводит человека в состояние центрального экзистенциального конфликта, выраженного противоречием между ощущением неотвратимости смерти и желанием продолжать жить. Страх смерти – это первичный источник тревоги, который, как показывают исследования, проявляется уже на ранней стадии развития личности и влияет на формирование ее структуры в течение всей жизни.
Экзистенциальное осознание собственной кончины несравнимо с простым размышлением об этом – скорее с ощущениями человека, к виску которого приставила пистолет беспощадная рука:
− Куда ты идешь? – спросил странник, повстречавшись с Чумой.
− Иду в Багдад. Мне нужно уморить там пять тысяч человек.
Через несколько дней тот же странник вновь встретил Чуму.
− Ты сказала, что уморишь пять тысяч, а погубила пятьдесят! – упрекнул он ее.
− Нет, – возразила Чума. – Я уморила только пять тысяч, а остальные умерли от страха.
Это осознание имеет ценность в том, что человек сможет принять истину своей природы и смириться с очевидным и неумолимым фактом. И это единственный путь, который у нас есть – умрем мы в любом случае, и только как мы это сделаем, имеет значение. «Страх перед смертью, - говорил Франц Кафка, лишь результат неосуществившейся жизни. Это выражение измены ей. Кто познал всю полноту жизни, тот не знает страха смерти». А кто не познал, начинает понимать, насколько бессмысленна по своей сути жизнь на фоне одиночества, свободы и смерти. Психологический сценарий разворачивается таким образом, что человек начинает переживать экзистенциальный конфликт, который проявлен как противоречие между попыткой найти смысл жизни в бессмысленном мире:
Однажды ученик спросил Учителя:
− Учитель, в чём смысл жизни?
− Чьей? – удивился Учитель.
Ученик, немного подумав, ответил:
− Вообще. Человеческой жизни.
Учитель глубоко вздохнул, а потом сказал ученикам:
− Попробуйте ответить.
Один ученик сказал:
− Может быть, в любви?
− Неплохо, – сказал Учитель, – но неужели одной любви достаточно, чтобы на склоне лет сказать «я жил не зря»?
Тогда другой ученик сказал:
− По-моему, смысл жизни в том, чтобы оставить после себя что-то на века. Как, например, ты, Учитель!
− Ух, – улыбнулся Учитель, – если бы я знал тебя похуже, мог бы принять это за лесть. Ты хочешь сказать, что большинство людей живет зря?
Третий ученик неуверенно предположил:
− А может быть, его и не надо искать, этот самый смысл?
− Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Учитель, – объясни, почему ты так думаешь?
− Мне кажется, – сказал ученик, – что если задаваться этим вопросом, то, во-первых, точного и окончательного ответа всё равно не найдёшь, будешь всё время сомневаться, а, во-вторых, какой бы ты ответ ни нашёл, всё равно всегда найдётся кто-нибудь, кто будет с ним спорить. Так вся жизнь пройдет в поисках её смысла.
− То есть, что, – улыбнулся Учитель, – смысл жизни в том, чтобы…
− Жить? – сказал ученик.
− По-моему, это – ответ! – и Учитель жестом показал, что сегодня занятия закончены.
Поскольку смысла существования объективно не существует, то человек создает его себе сам, опираясь на ту систему ценностей, которой он руководствовался в жизни. Быть счастливым в состоянии бессмысленности, в состоянии «просто жить» – это высокого уровня духовное развитие, отсюда - стремление найти хоть какой-нибудь смысл в пожилом возрасте, является наиболее предпочтительным выходом.
Указанный выше путь вхождения в экзистенциальный кризис и его протекание не является чем-то универсальным и может варьироваться в зависимости от различных, как субъективных, так и объективных факторов. Это - индивидуальный процесс, который поддается описанию лишь в общих чертах для удобства понимания того, с чем может столкнуться человек на склоне лет. Каждая экзистенциальная данность равнозначна по своей сути, значимости и силе проявления, однако, если убрать одну из них – смерть, то и остальные могли бы не проявиться в течение всей жизни. И действительно, если нет смерти, то можно и не узнать потерю близкого человека, переживая одиночество, трудно осознать свою незащищенность и тотальную свободу, а на поиск смысла жизни, даже если он был потерян, есть достаточное количество времени. Смерть, таким образом, является универсальным механизмом, запускающим экзистенциальный кризис пожилого возраста, поскольку: «Страх смерти имеет огромное значение в нашем внутреннем опыте: он преследует нас как ничто другое, постоянно напоминает о себе неким «подземным гулом», словно дремлющий вулкан. Это темное, беспокоящее присутствие, притаившееся на краю сознания» [23].
Проблема отношения к собственной смерти актуальна в любом возрасте, даже: «Дети глубоко озабочены смертью, и эта озабоченность возникает в более раннем возрасте, чем принято думать», говорит И. Ялом, но в старости эта проблема ощущается особенно остро, поскольку априорное знание об этом каждый день может стать реальным опытом: «Страх смерти представляет собой один из видов индуцированного страха, так как ни один человек не имеет подлинного опыта смерти» [29].