Глава 3. Моральный статус отношения к государству.

Итак, если государство – это громадный механизм узаконенных преступления и агрессии, «организация политических методов» для обогащения, тогда это означает, что государство является криминальное организацией, и, следовательно, его нравственный статус радикально отличается от статуса простых частных собственников, которых мы обсуждали в этой главе. Все это значит, что нравственный статус контрактов с государством, обещаний ему и посредством него, также радикально различаются. Например, это означает, что никто морально не обязан подчиняться государству (кроме случаев, когда государство защищает право частной собственности против агрессии). Как преступная организация с доходами и имуществом, полученными от преступного налогообложения, государство не может обладать никакой справедливой собственностью. Это значит, что неуплата налогов государству не может быть несправедливой или безнравственной, как и присвоение себе имущества государства (которое находится в руках агрессоров), как и отказ подчиняться приказам государства или расторгать контракты с государством (так как несоблюдение контракта с преступниками не аморально). Фактически, с точки зрения верной политической философии, например «красть» у государства - значит отобрать собственность из рук преступников, что значит, в смысле «поселенческой» собственности, что вместо поселения на неиспользованной земле, индивид устраняет собственность из криминальной ячейки общества, что, в свою очередь, является благим делом.

Частично исключение можно сделать, когда государство абсолютно очевидно украло собственность определенного человека. Предположим, например, что государство конфискует драгоценности, принадлежащие Брауну. Если Грин затем украдет драгоценности у государства, он, с точки зрения либертарианской теории, не совершит преступления. Тем не менее, драгоценности не будут ему принадлежать и Браун будет оправдан в случае использования силы для изъятия драгоценностей у Грина. В большинстве случаев, конфискации государства, проходящие в форме налогообложения, смешаны в единый котел и невозможно указать для собственности определенного владельца. Кто, например, действительно обладает дамбой TVA или зданием почты? Во всех этих случаях воровство Грина или его поселение на государственных землях будет законным и не преступным, и пожалует титул поселенческой собственности Грину.

В таком случае и лгать государству становится моральным. Так как никто морально не обязан честно отвечать грабителю, когда он спрашивает, есть ли в чьем-то доме ценные вещи, то никто не обязан честно отвечать и на подобные вопросы, задаваемые государством, когда, например, оно увеличивает налоги.

Все это, разумеется, не значит, что мы должны рекомендовать или требовать гражданского неповиновения, неуплаты налогов, лжи или воровства у государства, так как это наверняка будет неблагоразумно, учитывая репрессивный аппарат государства. Но те действия, о которых мы говорим, - справедливы и морально допустимы. Отношения с государством, в таком случае, становятся совершенно благоразумными и прагматическими суждениями индивидов, которые должны относиться к государству, как к врагу с преобладающей в настоящее время властью.

Многие либертарианцы приходят в замешательство от такого отношения к государству, даже когда они признают общую аморальность или преступность государственных действий и вторжений. Таким образом, появляется вопрос о дефолте, или, в более широком смысле, отказе от государственного долга. Многие либертарианцы утверждают, что правительство, по сути, обязано оплачивать свои долги, и, следовательно, дефолта и отказов можно избежать. Здесь проблема в том, что эти либертарианцы проводят аналогию с самым правильным тезисом о том, что частные индивиды или учреждения должны сохранять контракты и платить их долги. Но правительство само денег не имеет, и оплата его долга означает, что налогоплательщики и дальше будут принуждены выплачивать доход владельцам долговых бумаг. Такое принуждение никогда не будет законным с точки зрения либертарианской теории. Не только повышенное налогообложение означает повышенное принуждение и агрессию против частной собственности, но кажущийся вначале невинным держатель государственных облигаций предстает в невыгодном свете, когда мы полагаем, что покупка правительственной облигации попросту делает инвестицию в будущую добычу от награбленных налогов. Как инвестор в будущее воровство, держатель государственных облигаций предстает совсем не в том свете, в котором обычно воспринимался.

Другой вопрос, который будет представлен с иной точки зрения, - проблема расторжения контрактов с государством. Выше мы объяснили нашу точку зрения на то, что контракты на применение силы, являются контрактами о передаче титулов, а не обещаний, то, следовательно, в свободном обществе было бы законным уйти из армии несмотря на подписание добровольного контракта на длительный срок службы. Но независимо от того, какой теории о контракте мы придерживаемся, на свободном рынке такие суждения подходят только для частных армий. Так как союзники государства являются преступными агрессорами – как по их действиями, так и по способам получения дохода – было бы вполне законно покинуть государственную армию в любое время, несмотря на сроки службы. Совершить это - абсолютное индивидуальное право, хотя опять же, является ли такое действие благоразумным или нет – совсем другой случай.

Рассмотрим в этом свете вопрос о взяточничестве правительственных властей. Выше мы увидели, что в свободном обществе или на свободном рынке взяточник действует законно, так как фактически обманывает (например, нанимателя) тот, кто дает взятку и, следовательно, он и заслуживает наказания. А что же о взяточничестве в правительственных властях? Здесь нужно разделить понятия «агрессивное» и «защитное» взяточничество. Первое должно считаться незаконным и агрессивным, тогда как последнее – честным и законным. Рассмотрим типичную «агрессивную взятку»: мафиози дает взятку полиции, чтобы не допускать другого, конкурирующего управляющего казино на данную территорию. Мафиози в этом случае инициатор и соучастник правительственной агрессии против своих конкурентов. С другой стороны, «защитная взятка» имеет совершенно другой нравственный статус. В этом случае Робинзон, например, увидев, что казино нарушают закон на данной территории, дает взятку полиции, чтобы те позволили и его казино работать – идеальный легитимный ответ на создавшуюся ситуацию.

Защитное взяточничество фактически выступает по всему миру как важная социальная функция. Во многих странах бизнес нельзя вести без взятки, как смазочного материала, таким образом, вредных и разрушительных урегулирований и взысканий можно будет избежать. Тогда «продажная власть» - не обязательно плохая. По сравнению с «неподкупным правительством», чьи власти очень строго исполняют жесткие законы, «продажное», по крайней мере допускает частичное прохождение добровольных сделок и действий в обществе. Конечно, ни в каком общем случае ни регулирующие нормы, ни запреты, ни произвол чиновников не оправданы, так как в идеале они вообще не должны существовать.

В некоторых областях радикальное различие между частными лицами и правительственными властями подтверждено законом. Так, частное «право конфиденциальности» или право хранить молчание, не должно относиться и не относится к правительственным органам, чьи документы и деятельность должны быть открыты для публичного ознакомления и оценки. Существует два демократических аргумента для отказа от конфиденциальности в отношении правительственных чиновников, которые, пусть и не строго либертарианские, в том виде в котором существуют, а именно: 1) то, что в демократическом обществе только общество может решать что-либо по поводу общественных дел и голосовать за чиновников, только если они полностью компетентны в государственной деятельности, и 2) так как налогоплательщики оплачивают счета за правительство, они должны иметь право знать, что делает правительство. Либертарианский аргумент добавит, что если правительство является организацией-агрессором против прав своих горожан, то полная открытость его действий является по крайне мере одним правом, которого подданные могут добиться от государства, и которое они смогут использовать, чтобы противостоять ему или свести на нет государственную власть.

Другая область, где закон делает различие между частными гражданами и общественными властями – это законы о диффамации. Выше мы отстаивали точку зрения о том, что законы о диффамации нелегитимны. Но даже имея как данность законы против диффамации, важно видеть разницу между клеветой на частного гражданина и клеветой на правительственные власти или агентства. К XIX веку мы, к счастью, избавились от пагубных законов об «оскорблении власти», которые использовались как дубинка, чтобы подавлять почти любую критику правительства. В настоящее время действие законов о диффамации, к счастью, ослаблено не только собственно к правительству, но и по отношению к политикам и правительственным чиновникам.

Многие анархисты-либертарианцы заявляют, что голосовать или участвовать в политических действиях – безнравственно. Аргумент подразумевает, что, участвуя таким образом в государственной деятельности, либертарианец дает свое согласие на существование государственного аппарата. Но нравственное решение должно быть свободным, а государство поместило индивидов в несвободное окружение и общую матрицу принуждения. К сожалению государство существует и люди вынуждены начинать с этой матрицы, чтобы попытаться изменить жизненные условия. Как указал Лисандер Спунер, в среде государственного принуждения голосование не подразумевает добровольное согласие. И в самом деле, если государство позволяет нам периодически выбирать правителей, пусть и ограниченно выбирать, отнюдь не следует считать безнравственной попытку извлечь пользу из этой возможности смягчить государственную власть или избавиться от нее вовсе.

Государство – не просто часть общества. Основная цель данной части книги и состоит в том, чтобы продемонстрировать, что государство не является (как предпочитает думать большинство экономистов-утилитаристов сторонников свободного рынка) законным социальным институтом, хотя и неуклюжим и неэффективным в большей части своих действий. А напротив – показать, что государство, по сути, является незаконным учреждением организованной агрессии, организованного и регулируемого преступления против своих граждан и их собственности. Едва ли необходимое обществу, это глубоко антиобщественное учреждение паразитирует на продуктивной деятельности частных граждан. В нравственном отношении оно должно быть рассмотрено как незаконное и существующее вне обычной законной либертарианской системы (такой, как намечена в части 11 выше), которое разграничивает и страхует права и заслуженную собственность частных граждан. Таким образом, с точки зрения справедливости и морали, государство не может иметь собственности вовсе, не может требовать послушания, но не может применять силу при заключении контрактов с ним, и, в самом деле, вовсе не должно существовать.

Общая защита государства придерживается мнения, что человек – «общественное животное», что он должен жить в обществе, и что индивидуалисты и либертарианцы верят в существование «атомистических индивидов», на которых не влияют и которые не связаны с другими людьми. Но ни один либертарианец никогда не считал людей за изолированные атомы, наоборот, все либертарианцы признавали необходимость и огромные преимущества жизни в обществе и участия в общественном разделении труда. Серьезная ошибка non sequitur, допущенная защитниками государства, включая классических аристотелевских и томистских философов, состоит в неоправданном прыжке от необходимости общества к необходимости государства . Наоборот, как мы обозначили, государство – антиобщественный инструмент, наносящий вред добровольному обмену, индивидуальному творческому потенциалу и разделению труда. «Общество» - удобное название добровольных взаимоотношений людей в мирном обмене и на рынке. Здесь мы можем сослаться на четкое различие, которое делает Альберт Джей Нок между «социальной мощью» - результатом добровольного обмена в экономике и в цивилизации, и «государственной властью» - принудительным вмешательством и эксплуатацией этих результатов. Таким образом, Нок показал, что история человека – в основном соперничество между государственной властью и социальной, между полезными плодами мирного и добровольного производства и творческого потенциала с одной стороны, и вредной паразитической болезнью государственной власти над добровольным и продуктивном процессом. Все общественные услуги, которые обычно рассматривающие как оправдания существования государства – от чеканки монет до развития закона и защиты полицией прав человека и собственности – могут быть и были в истории обеспечены частными лицами куда более эффективно и, конечно, куда более морально. Государство ни в каком смысле не востребовано природой человека; обратное тоже верно.