Глава 7 Сценарии: от трагических до банальных

Все знают, что судьбы некоторых людей входят в историю. Одни — так как были экстраординарно созидательны, другие — необыкновенно разрушительны. Нас не удивляет, что многие люди, которые достигли известности благодаря созиданию, приняли соответствующее решение еще в детстве и следовали ему всю жизнь, не отступая ни на шаг. Таких людей мы называем знаменитыми, удачливыми или харизматическими личностями.

Однако есть множество других людей, которые стали известны миру не своими добрыми делами и не творчеством, а тем, что преуспели в разрушении себя и (или) других. Безумие, самоубийство, убийство, наркомания или большое несчастье — это тоже сценарии жизни, судьбы, спланированные заранее, которым люди верно следуют от момента принятия решения до смертного часа.

Жизни людей, которые прославились тем или иным путем, невольно притягивают наше внимание и заставляют нас забыть, что каждый в своей жизни неотступно следует определенным правилам поведения. Мы не сознаем этого, потому что привыкли. Кроме того, если бы не банальные сценарии обыденной жизни, мы бы лишились жизненных ориентиров.

В отличие от трагических судеб банальные проходят незамеченными, постепенно утекая, как вода в канализацию, а герои банальных сценариев в свой смертный час лишь смутно подозревают, что их возможности были неким таинственным образом преданы и разрушены.

Банальность обыденной жизни проходит незамеченной, потому что она привычна. Многие люди тратят свою энергию на то, чтобы возвести не удовлетворяющий образ жизни в ранг «нормального» или желательного. Многие из нас гордятся тем, что живут «хорошей» жизнью, где «хороший» значит «нормальный», «средний», такой, какой нам рекомендовали люди, которых мы уважаем и которыми восхищаемся и которые сказали нам, что такое правильная жизнь. Брак, успех в бизнесе, стать хорошим отцом, хорошей хозяйкой, деловым человеком, политическим деятелем, «настоящим» мужчиной или «настоящей» женщиной. Все эти роли были написаны задолго до нашего рождения, но у нас создается иллюзия выбора. Однажды выбрав жизненный путь, мы вынуждены придерживаться его, потому что иначе нас сочтут неудачниками. То, что шаблоны обыденной жизни им не подходят, люди обнаруживают в лучшем случае только после того, как потратят всю свою жизнь на попытки жить по правилам, — слишком поздно, чтобы что-то изменить! А когда мы замечаем, что соблюдение правил не сделало нас счастливыми, то по иронии сценария обвиняем себя, а не тех, кто вдолбил нам эти правила в голову.

Люди с банальными сценариями отличаются от людей с трагическими тем, что они не склонны привлекать к себе внимание и считаются «нормальными».

Трагические сценарии взрывоопасны и часто завершаются взрывом; люди с трагическими сценариями решают прожить яркую, драматическую жизнь — кого-нибудь убить или впасть в такую глубокую депрессию, чтобы их заметили, они решают, что о них должны заботиться целые организации (больницы, тюрьмы, дневные стационары психиатрических клиник).

Банальные сценарии похожи на мелодрамы: без начала и без конца, они идут от плохого к еще худшему, в них нет впечатляющих провалов и захватывающих моментов. На первый взгляд, они могут выглядеть хорошо; на деле они ужасающе скучны.

Трагические сценарии первыми привлекли к себе внимание специалистов в области душевного здоровья. Работая с человеком, который живет по трагическому сценарию, легко ощущать свое превосходство («Я в порядке, Ты не в порядке»), что является любимой позицией большинства психотерапевтов. Однако, когда о сценариях стало известно немного больше, оказалось, что трагические сценарии — это лишь частный случай и крайнее проявление того, от чего страдает каждый из нас: ограниченная свобода выбора и заранее предписанное течение жизни.

Почему сценарии одних людей трагичны, а других — банальны? Во-первых, дело в интенсивности и зловредности запретов и предписаний, наложенных на ребенка (см. гл. 5): интенсивные и зловредные запреты и предписания ведут к ранним решениям, которые оказываются трагически неадекватными.

Во-вторых, важно, насколько ребенок энергичен и смел. Эти свойства являются врожденными, так как некоторые дети ведут себя активнее других еще до рождения. Один ребенок, столкнувшись с запретом «Не двигайся», может полностью перестать двигаться, но оставить за собой право смеяться и петь. Другой на его месте подумает: «Хочу и буду!» — и тогда родителям придется усилить запрет, если они хотят, чтобы он выполнялся. Чем активнее сопротивление, тем сильнее становится запрет, который должен положить ему конец. Одни родители, дойдя до определенного уровня, остановятся. Другие будут бить ребенка или даже убьют его, если он не будет слушаться. Чем младше ребенок, тем легче с ним справиться. Таким образом, склонность ребенка к послушанию в сочетании с силой давления окружающей среды в результате приводит к отказу со стороны ребенка от определенной доли его потенциала. Кто-то теряет 10 %, кто-то — 50 %, а кто-то и все 90 %. Отныне им предстоит жить девяностопроцентной, пятидесятипроцентной или десятипроцентной жизнью. Давление исходит не только от родителей и учителей, но и от социально-экономических условий жизни. В гетто на ребенка давят не только отец и мать, требуя отказа от автономии, но и все факторы, которые давят на мать и отца.

Эрик Берн не считал, что плохие жизненные условия имеют отношение к работе психотерапевта. На его взгляд, этот фактор был из области политики, и он не хотел мешать политику с психиатрией. Он возражал против обсуждения такого рода данных в дискуссиях, посвященных проблемам психотерапии. Он называл такие обсуждения «Подумайте, какой ужас!». Тем не менее я с ним не согласен. Люди живут в социальной среде, которая является подавляющей, и когда психотерапевт не рассматривает социальные условия, он опускает важный детерминант поведения. Психотерапевт, который закрывает глаза на дискриминацию по полу, по возрасту или по расовому признаку, не сможет хорошо сделать свою работу, если только он не работает с представителями «неработающих (то есть высших) классов», которых эти проблемы не касаются.

Угнетение ощущают представители всех социально-экономических классов общества, но оно очевиднее в жизни низших классов: им приходится нести более тяжелый груз, который чаще приводит к формированию трагических, а не банальных сценариев.

Энергичные дети часто выбирают то, что Эрик Берн назвал антисценарием (Эриксон называет это явление негативной идентичностью), который, на первый взгляд, кажется полным отрицанием родительских требований, но на деле является их полным принятием — только в перевернутом виде. Желание противоречить родителю — такое же проявление зависимости, как и стремление подражать ему во всем. И в первом, и во втором случае действия ребенка зависят от родительских указаний, все равно, со знаком плюс или со знаком минус. Энергия ребенка также проявляется в трагической развязке сценария, с помощью которой он сообщает: «Я не сдамся! Я уйду, громко хлопнув дверью!»

Решение относительно банального сценария принимается так же, как и относительно трагического, — то есть вслепую. После того как жребий брошен, человек следует банальному сценарию с такой же рабской покорностью, как и трагическому. Трагические и банальные сценарии качественно схожи и различаются только количественно — очевидностью трагизма развязки. Трагические сценарии более явны. Люди с трагическими сценариями выбирают в качестве личных героев драматические характеры — Робин Гуда, Золушку, Иисуса Христа. Человек с банальным сценарием даже не задумывается о возможности подражать герою. Он остается просто Джоном Доу.

Одним словом, трагические и банальные сценарии мало чем отличаются друг от друга. Я не хотел бы делать упор на трагические сценарии, потому что мы все стоим на этом пути. Просто одни люди в чем-то ведут себя радикальнее других. Мне кажется, что психотерапевты стали бы лучше работать, если бы научились обнаруживать не только трагические, но и банальные сценарии и если бы поняли, что проблема сценариев касается и их самих.