logo
Литература / Лубовский Введение в мет

2.5. Постпозитивизм — новый этап в развитии методологии науки

Этот этап в развитии методологического знания начался с конца 50-х гг. и представлен именами преж­де всего Т. Куна, И. Лакатоса, П. Фейерабенда, С. Тул-мина, М. Полани. Если говорить о постпозитивизме как методологическом подходе, то можно назвать не­сколько общих теоретических позиций. Во-первых, это критическое отношение к неопозитивистским критериям научности как абсолютным. Все предста­вители этого методологического подхода рассмат­ривают их как относительные. Во-вторых, многие представители постпозитивизма пытались постро­ить универсальную модель развития пауки. По-но­вому решалась и проблема этапов развития научного знания. Многие теоретические положения, сфор­мулированные представителями постпозитивизма, непосредственно приложимы к психологии, поэтому мы остановимся на изложении их взглядов более по­дробно.

Одним из наиболее ярких представителей постпо­зитивизма стал Томас Кун (1922—1995). В центре внимания Куна как методолога науки (по образова­нию он был физиком) были общие закономерности развития научного знания. После публикации его главного труда — «Структура научных революций» (1962, рус. перевод 1975) — понятия научной парадиг­мы, научной революции, периода нормальной науки стали использоваться в научной литературе чаще все­го именно в том значении, в котором их ввел Кун.

По Куну, в развитии науки можно выделить два основных периода — допарадигмальный и парадигмальный. Допарадигмальный период в истории нау­ки представляет собой накопление фактов, относя­щихся к данной области, которые легко поддаются поверхностному наблюдению. Парадигмальный пе­риод наступает тогда, когда научное сообщество при­нимает некоторую научную парадигму, т. е. признан­ные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу мо­дель постановки проблем и их решения. Научные тео­рии, которые становятся парадигмами, Т. Кун назы­вал парадигмальными теориями. В физике, напри­мер, почти до начала XX в. парадигмальной теорией была ньютоновская механика. После революции в фи­зике ее место заняла теория относительности Эйнш­тейна. Эти теории, по Куну, выполнили метафизиче­скую и методологическую функцию; метафизиче­скую — как указания на то, какие вообще виды сущностей имеют место во Вселенной, методологиче­скую — как указание физикам, какие должны быть

окончательные объяснения и фундаментальные за­коны. Парадигмальный период оформлен:

Парадигмальный период развития науки отличает­ся постоянным чередованием двух этапов — этапа нор­мальной науки и этапа научной революции. Для этапа нормальной науки характерно то, что научное сообще­ство приняло некоторую парадигму, которая задает перспективу дальнейшего развития науки. «Нор­мальная наука состоит в реализации этой перспекти­вы по мере расширения частично намеченного в рам­ках парадигмы знания о фактах», — пишет Т. Кун. Однако «...при ближайшем рассмотрении этой дея­тельности создается впечатление, что природу пыта­ются втиснуть в парадигму, как в заранее сколочен­ную и довольно тесную коробку. При этом явления, которые не вмещаются в эту коробку, часто вообще упускаются из виду» (Кун, 1977. С. 62—63).

Самая удивительная особенность проблем нор­мальной науки, по мнению Т. Куна, состоит в том, что они в очень малой степени ориентированы на круп­ные открытия, будь то открытие новых фактов или создание новой теории. Иногда все детали результата, за исключением разве что наиболее тонких, известны заранее. В целом научное сообщество периода нор­мальной науки предстает в изображении Куна как весьма консервативное, если не реакционное. В ходе развития науки появляются открытия, которые ста­рая парадигма объяснить не в состоянии (Кун назы­вает такие открытия аномалиями). Однако поначалу они не замечаются научным сообществом. Должно пройти порой немало времени, пока старая научная парадигма рухнет под натиском новых фактов и от­крытий.

Анализируя природу и необходимость научных революций, Кун проводит аналогии с политически­ми революциями: «Подобно выбору между конкури­рующими политическими институтами, выбор меж­ду конкурирующими парадигмами оказывается вы­бором между несовместимыми моделями жизни сообщества» (Кун, 1977. С. 64). Выбор между пара­дигмами обусловлен не только логикой и экспери­ментом, но и силой аргументации конкурирующих сторон, а также целым рядом других обстоятельств исторического характера.

Изменение парадигм означает изменение взгля­да на мир: «...в период революции ученые видят но­вое и получают иные результаты даже в тех случаях, когда используют обычные инструменты в тех обла­стях, которые они исследовали до этого» (Там же. С. 66—67). После того как совершилась научная ре­волюция и старая парадигма уступила место новой, начинается новый период нормальной науки.

Несмотря на огромное влияние, которое модель Т. Куна оказала на современную методологию науки, она вызвала много возражений. Их можно обобщить таким образом:

К тому же П. Фейерабенд отмечает, что примеров научных революций в том виде, как они представле­ны Куном, совсем мало: «Единственным примером из истории науки трех последних столетий, который Кун имел основания привести в своей книге, был пе­реход от классической физики Галилея, Ньютона и Максвелла к физике Эйнштейна и квантовой тео­рии» (Фейерабенд, 1986. С. 214). Под влиянием кри­тики взгляды Куна существенно изменились и усту­пили место представлениям о развитии науки как процессе, «в котором непрерывно происходят теоре­тические микрореволюции. Вместо прямого проти­вопоставления "научной революции" "нормально­му" научному развитию, что было центральным пун­ктом первоначальной куновской концепции, новые микрореволюции становятся теперь единицами из­менения и в нормальной, и в революционной фазах развития науки» (Там же. С. 215).

Мы подробно остановились на изложении взгля­дов Т. Куна, поскольку в связи с ними возникает один вполне закономерный рефлексивный вопрос, а именно: в каком периоде развития находится психо­логия? Вопрос сложный, поскольку, с одной сторо­ны, все формальные признаки парадигмального пе­риода налицо. С другой стороны, до сих пор нельзя назвать ни одной общепсихологической теории, ко­торая соответствовала бы в полной мере определе­нию парадигмы, данному Куном. Насколько вообще в психологии возможны парадигмы в куновском смысле слова — вопрос дискуссионный и будет рас­смотрен дальше. В. Н. Дружинин писал по этому по­воду: «Психологи свыклись с мыслью о том, что их наука находится на допарадигмальном уровне» (2002. С. 222).

Другой видный представитель постпозитивиз­ма— Имре Лакатос (1922—1974) предложил свою мо­дель развития науки. Ключевым в концепции И. Лакатоса стало понятие исследовательской программы теории, являющейся величайшим научным достиже­нием и обладающей эвристическим потенциалом. В структуру исследовательской программы входят:

Методология Лакатоса рассматривает рост «зре­лой» (развитой) науки как непрерывную смену ис­следовательских программ. В развитии исследова­тельской программы можно выделить две стадии — прогрессивную и регрессивную. На прогрессивной стадии «положительная эвристика» активно стиму­лирует выдвижение гипотез, расширяющих эмпири­ческое и теоретическое содержание. Однако в даль­нейшем развитие исследовательской программы замедляется, ее «положительная эвристика» теряет эвристический потенциал, в результате чего возрас­тает число гипотез acl hoc (т. е. относящихся лишь к данному случаю). Выбор тематики исследований уче­ному диктуют не аномалии, как полагал Кун, а пози­тивная эвристика исследовательской программы.

Нельзя не заметить, что предложенная Лакатосом модель развития науки более применима к истории психологии, чем концепция Куна. Однако, очевидно, она не будет верна для тех случаев, когда наука разви­вается в условиях идеологического диктата правящей партии и государства, т. е. для тех условий, в которых развивалась отечественная психология. Увы, для та­ких случаев справедливы совсем другие теоретиче­ские модели. Если говорить о том, какие теории в российской психологии являются перспективными исследовательскими программами с большим про­грессивным эвристическим потенциалом, то нельзя не назвать культурно-историческую теорию Л. С. Вы­готского, выдержавшую семидесятилетнюю провер­ку временем и до сих пор не исчерпавшую свои эв­ристические возможности. Достаточно назвать «органическую психологию» — методологическую программу развития психологии, предложенную В. П. Зинченко (1997), или новые приложения куль­турно-исторической теории, порой довольно неожи­данные (например, культурно-исторический подход в психосоматике, развиваемый В. В. Николаевой и А. Ш. Тхостовым).

Еще одна теоретическая модель развития науки предложена Стивеном Тулмином (р. 1922). Развитие научного знания Тулмин рассматривает как эволю­цию концептуальных систем. Модель изучаемой реальности, по его мнению, задана концептуальны­ми системами, принятыми на данном этапе развития науки. Эволюцию концептуальных систем Тулмин понимает по аналогии с дарвиновскими представле­ниями об эволюции живой природы. Научная тради­ция меняется за счет: 1) нововведений — возможных способов развития существующей традиции, предла­гаемых ее сторонниками, и 2) отбора — решения уче­ных выбрать некоторые из предлагаемых нововведе­ний и посредством избранных нововведений моди­фицировать традицию. При этом критерии отбора, которыми руководствуются ученые, заданы в том числе и более широким социокультурным контек­стом, в котором развивается наука.

С. Тулмин посвятил анализу культурно-историче­ской теории Л. С. Выготского свою знаменитую ста­тью «Моцарт в психологии». Проводя параллели между идеями Л. С. Выготского и теоретическими положениями, сформулированными в поздних рабо­тах Вильгельма Вундта, Тулмин высказывает предпо­ложение, что культурно-историческая теория была продолжением историко-материалистических взгля­дов Выготского как марксиста. В целом концепция С. Тулмина более исторична, чем взгляды Куна и даже Лакатоса.

Одна из самых экстравагантных методологиче­ских концепций в постпозитивизме была создана Па­улем Фейерабендом (1924—1994). Прежде всего, она самая антисциентистская среди излагаемых нами. Одна из центральных проблем, которую он рассмат­ривал, — ценность науки по сравнению с другими формами познания. Фейерабенд резко выступал про­тив третирования донаучных форм познания и прак­тики (религиозной, мистической, мифологической) как примитивных: «Способ представления и метод исследования объединялись в мифе, который соеди­нял отдельных людей в племя и наполнял смыслом их жизнь. Этот миф содержал не только житейскую муд­рость, он также включал в себя знания, которых нет в науке, хотя наука, как и всякий другой миф, может обогащаться и изменяться благодаря им. Процесс усвоения этих знаний уже начался. И когда ученый претендует на монопольное обладание единственно приемлемыми методами и знаниями, это свидетель­ствует не только о его самомнении, но и о его невеже­стве» (Фейерабенд, 1986. С. 138).

Фейерабенд выступает и против абсолютизации роли технических средств в научном познании. Хоро­шо известно его высказывание о том, что имей Тихо

Браге телескоп в десять раз сильнее того, которым пользовался, он не совершил бы своих открытий.

Концепцию П. Фейерабенда принято называть методологическим анархизмом. Основные ее прин­ципы: 1) «принцип упорства» — не отказываться от старой теории, игнорировать даже явно противореча­щие ей факты; 2) собственно принцип методологиче­ского анархизма: «Наука представляет собой по сути анархистское предприятие: теоретический анархизм более гуманен и прогрессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон и порядок... Это доказывается и анализом конкретных исторических событий, и аб­страктным анализом отношения между идеей и дей­ствием. Единственный принцип, не препятствующий прогрессу, называется "допустимо все"... Например, мы можем использовать гипотезы, противоречащие хорошо подтвержденным теориям или обоснованным экспериментальным результатам. Можно развивать науку, действуя конструктивно» (Фейерабенд, 1986. С. 153). Гипотезам ad hoc Фейерабенд придает гораздо большее значение, чем другие представители постпо­зитивизма, — по его выражению, они дают передыш­ку существующим теориям, когда последние не в со­стоянии объяснить новые открытия, которые им про­тиворечат.

Методологическое значение взглядов Фейерабен­да для психологии очень велико по нескольким при­чинам. В психологии, много лет развивавшейся под влиянием позитивистского идеала науки, давно осоз­нана необходимость преодоления негативистического отношения к духовному опыту прошлого, в кото­ром зафиксировано множество поистине великих догадок о природе человеческой души. Можно при­вести немало примеров, когда при создании психо­логических теорий их авторы ассимилировали как духовный опыт человечества, так и прежние научные теории. В практической психологии эта тенденция возникла гораздо раньше и ее можно проследить на­чиная с Юнга. Академическая психология пришла к ней в совсем недавнем прошлом. В работах многих современных исследователей можно заметить, что теоретические положения, сформулированные мыс­лителями и учеными прошлого, становятся не объек­тами критики, а подтверждениями их выводов.

Важна для психологии и мысль об ограниченно­сти возможностей рационального познания и в связи с этим — естественной необходимости ассимиляции мифологического, религиозного и мистического опыта новыми научными теориями. Наряду с Фейерабендом, похожие идеи высказывали и другие мыслители, по­влиявшие на методологию психологии. К ним относят­ся К. Г. Юнг, Г. Бейтсон, а в наше время С. Гроф, Ф. Капра и многие другие. Концепции Т. Куна, И. Ла-катоса, П. Фейерабенда, С. Тулмина и некоторых дру­гих видных методологов науки объединяет общая проблематика — анализ оснований науки.

«Эти основания и их отдельные компоненты были зафиксированы и описаны в терминах: "парадигма" (Т. Кун), "ядро исследовательской программы" (И. Ла-катос), "идеалы естественного порядка" (С. Тулмин), "основные тематы науки" (Цж. Холтон), "исследова­тельская традиция" (Л. Лаудан)» (Степин, 2000. С. 116).

Нельзя пройти мимо концепции личностного зна­ния Майкла Полани (1891—1976), значение которой для психологии особенно велико в силу специфики науки. По М. Полани, в любом знании может быть выделено два уровня — теоретическое (или явное) и личностное (неявное) знание. Теоретическое знание зафиксировано в текстах научных публикаций. Одна­ко человеческое познание нельзя свести к усвоению систем понятий, поскольку любое понятие включает в себя, наряду с явным, личностное знание. Оно об­разуется из того контекста, в котором данное понятие было усвоено, — из личностного опыта человека, его предшествующих знаний и т. д. В ходе изучения наук личностное знание формируется за счет особенно­стей деятельности преподавателя (благодаря исполь­зуемым им примерам, за счет его опыта, стиля изло­жения, эрудиции и пр.)- «Проблема соотношения осознанного и неосознанного в регулятивах исследо­вательской деятельности дискутировалась и в отече­ственной и в зарубежной литературе по философии науки. В частности, М. Полани проводил различие между "знанием как" и "знанием что", подчеркивая существование в науке бессознательных форм ис­пользования приемов и методов исследования ("зна­ние как")» (Степин, 2000. С. 117). Даже в таких аксио-матико-дедуктивных науках, как математика, роль личностного знания велика, а что уж говорить о пси­хологии! В. А. Лекторский называет концепцию Пола­ни интересной, прежде всего для психологов.