logo
Музыкальная терапия в эпоху Водолея

Экскурс в историю

Слово музыка происходит от греческого корня мюзе. Специ­алисты по мифологии говорят, что девять муз, небесных сестер, правящих пением, поэзией, искусствами и наукой, были рожде­ны от Зевса и Мнемозины, богини памяти. Таким образом, музы­ка — это дитя естественной любви, обладающее грацией, красо­той и необычными целебными свойствами, которые неразрывно и изначально связаны с божественным порядком и памятью о нашей сути и судьбе.

Культуру какой бы страны мы ни взяли, везде можем найти сведения об использовании музыки в нормализации душевно­го состояния людей, т. е. в психотерапевтических целях. В ко­лыбелях человеческой цивилизации - Китае и Индии, Египте и Древней Греции врачи и жрецы, философы и музыканты ис­пользовали музыку для врачевания.

Уже в работах первого общепризнанного теоретика музыки - древнегреческого философа Пифагора мы находим описание того, каким образом музыка может влиять на эмоциональное состоя­ние человека. Одним из важнейших понятий в этике Пифагора была “эвритмия” - способность человека находить верный ритм во всех проявлениях жизнедеятельности - пении, игре, танце, речи, жестах, мыслях, поступках, в рождении и смерти. Через нахожде­ние этого верного ритма человек, рассматриваемый как своего рода микрокосмос, мог гармонично войти сначала в ритм полис­ной гармонии, а затем и подключиться к космическому ритму мирового целого.

Одним из психотерапевтических успехов Пифагора, описа­ние которого дошло до наших дней, является усмирение им при помощи музыки греческого юноши, разъяренного изменой сво­ей возлюбленной и хотевшего спалить ее дом, Пифагор прика­зал музыканту-флейтисту, находившемуся при этом, поменять музыкальный лад исполняемой музыки с фригийского на сподеистский и таким образом успокоил молодого человека.

Другой философ Платон (427—347 до н. э.) полагал, что в государстве нет худ­шего способа разрушения нравов, чем отход от гармоничной музыки. Через "распущенные лады" в душе слушателей может проникнуть постыдное, а чудовищное - через лады слиш­ком суровые. Ритмы и лады, считал Платон, воздействуя на мысль, делают ее сообразно им самим. Поэтому лучшая охрана государства - музыка “степенная и слаженная”, скромная и про­стая. Платон и его последователи считали, что допустимы только те музыкальные произведения и инструменты, посредством которых индивид может возвыситься до уровня общественных требований.

Идеи Платона и Пифагора получили наибольшее развитие в трудах Аристотеля, разработавшего учение о мимесисе - пред­ставлении о внутреннем мире человека и способах воздействия на него при помощи искусства. В теории мимесиса была пред­ставлена концепция катарсиса - очищения души (слушателя, зрителя) в процессе восприятия произведений искусства, от­ражающих мир человеческих характеров и страстей и потря­сающих своей правдой и красотой.

Вслед за Плато­ном, которому мир представлялся как звучащее единство, построенное на всеобъемлющем трехзвенье музыки, тогда говорили о “musica mundana” — музыке вселенной, “musica humana” — музыке, звуча­щей в человеке, и, наконец, о “musica instrumentalis” — акустически воспринимаемой вокальной или инструмен­тальной музыке. Позже эта концепция, согласно которой в душе и в теле человека имеют место такие же гармони­ческие и цифровые пропорции, как и в движении звезд, в звуках музыки, была воспринята и Бетиусом (480—524), канцлером Теодориха. Еще до рационализ­ма эта теория получила свое дальнейшее развитие благо­даря Иоганну Кеплеру, назначенному в 1612 г. главным математиком при императорском дворе в Верхней Авст­рии. Следуя ученым античности, Кеплер высказал мысль о гармонии миров в музыке. В его книге “Гармония мира”, которая стала известна широким кругам лишь в послед­ние годы, речь идет о симфонии мира, об объединении всех планет в стройное целое. Более глазами, обращен­ными к музам, чем глазами естествоиспытателя, он вы­числил с помощью гармонической транспозиции из раз­личных траекторий планет основные звуки, гаммы и ме­лодии, которые привели его впоследствии к описанию многоголосной гармонии других планет, как они могли бы звучать в первый день сотворения мира.

Ошеломляет и одновременно очаровывает тот факт, что эти древние и почти фантастические представления с помощью теории относительности Эйнштейна были не­давно перенесены в условия нашего столетия. По пред­ставлению Гарбургера, именно музыка основывается на геометрических принципах многомерной природы, при­чем разнообразные измерения времени и звука составля­ют основу музыки, которая вплотную примыкает к об­щему плану геометрии вселенной. С трудом можно по­нять, что между возвышенными математическими фак­тами и музыкой, непосредственно обращенной к сердцу, существует тесная взаимосвязь, и, как однажды выразил­ся Ансерме, звуки, которые делают музыку, всегда соче­таются так, что они образуют логарифмическую систему.

Духом Пифагора проникнута и современная “гармо­ническая картина мира” Ганса Кайзера, который в основе всего построения миров видит древний феномен звуково­го числа. Его “Гармония” не тождественна гармонии в теории музыки, а представляет собой более универсаль­ное понятие, определенные сведения из древнего учения о “Звучании мира”. Он находит характерное трехзвучие музыкальной каденции в геологическом строении нашей Земли и опирается при этом на наблюдения, по которым волны землетрясения в разных зонах проявляются в не­драх земли по-разному, и радиусы этих зон напоминают длину струны dur-аккорда ряда обертонов, то есть точно также схожи с любым физическим природным феноме­ном, и обладают удивительным сходством с ним. Эта “трех­звучная структура” недр земли сводится к представлению нашей земли как огромного аккорда и полностью соответ­ствует античному пониманию “musica mundana”.

Музыка, звучащая в человеке, “musica humana”, в античном мире находила свои соответствия вначале как представление о музыке в пульсе. Такое понятие исходи­ло от врача Герофилоса, который жил за 300 лет до н. э. в Александрии. Позже оно было воспринято средневе­ковой теорией музыки, а также и медициной.

Уже Роджер Бэкон (1215—1295) в своей книге «Opus tertium», опубликованной в 1267 г., указывал на то, что биение пульса через равные интервалы подобно музыке, поэтому учение о пульсе он старался подчинить музыке. По его мнению, врач обязательно должен знать музы­кальные пропорции. Уже Авиценна (980—1037) в своей «Книге исцеления» целый раздел посвятил взаимосвязи между пульсом и музыкой. И когда эта книга, переве­денная с арабского на латинский язык в XII в., стала основным медицинским учебником средневекового За­пада, музыкально-измерительное учение о пульсе Герофила прочнее утвердилось в медицинской науке.

Поэтому неудивительно, что уже в Х веке предпосыл­кой для изучения медицины считалось овладение искусст­вом. Это требование в XIII веке стало обязательным для университетского плана обучения. Так, на медицинском факультете в Париже с 1426 года было обязательно пред­писано, что студенты-медики, получая звание доктора, до­лжны пройти аттестацию по различным видам искусства. Но так как для соискателей на звание магистра искусства необходимо было читать лекции по музыке, можно пред­положить, что в конце XIV в. каждый будущий врач во время своего обучения должен был пройти курс теории музыки.

После того как в начале XVII века музыка перестала быть научно обоснованной дисциплиной в медицинских университетах и уже не было прежде обязательного для врача предмета — музыки, в XVIII веке постепенно исче­зала давняя традиция «musica humana», лишь в наше вре­мя она снова переживает свое возрождение.

Начало вовлечения музыки в медицинской теории и практике теряется в глубине веков, когда музыка и ис­кусство врачевания были неразрывно связаны друг с дру­гом. Вначале главную роль играло так называемое целеб­ное пение. Уже у Гомера Одиссей, израненный на охоте диким кабаном, излечивается благодаря пению сыновей Ав­толика. В «Илиаде» говорится об особой форме целебного пения, которое применяется как одно из средств для защи­ты от чумы. Это магическое представление о целебной силе музыки описано в одном трактате 665 г. до н. э. Талетас с Крита прибыл по велению оракула в Спарту и своим пением избавил жителей Лакедемона от чумы.

В античном мире основой для целебной музыки слу­жило учение о «Ethos» музыки, когда наряду с пением главную роль играли и инструменты: Aulos, похожая на гобой, и китара, похожая на лиру. В зависимости от использования инструмента и характера его звучания, определенного темпа и, прежде всего, определенного ритма музыке каждый раз придавалось особое значе­ние. При этом у слушающего возбуждались различные страстные чувства. Возбуждающее действие Aulos ис­пользовал уже и Асклепий (124—60 до н.э.) для того, чтобы освободить людей от подавленного меланхолич­ного настроения. Лира своим нежным звучанием и глу­боко проникающей в душу музыкой должна была очи­щать душу человека от излишней чувствительности и страсти. Поэтому и говорили об очищающей музыке.

Уже в XIII веке музы­ка считалась там важнейшим медицинским средством, бла­годаря которому можно было замедлить процесс старе­ния человека. На эту «отсрочку симптомов старения» при помощи музыки первым указал Роджер Бэкон (1215— 1295). В «Gerontocomia» Габриэле Зерби — в первом опуб­ликованном труде по геронтологии — это влияние, про­длевающее жизнь человека, объясняется тем, что музыка, благодаря своему числовому строю, родственна гармонии, присущей человеку. Это мнение было высказано также Franchinus Ranchinus (1561—1641) в его труде «Gerocomia», опубликованном в 1627 г.

Наряду с этим геронтологическим показанием, му­зыка как целебное средство приобрела особое значение при лечении психических заболеваний и, особенно, при депрессии, как писал Раймунд Миндерер в своей «Threnodia medica» в 1619 г. Датчанин Олаус Боррихиус (1626—1690) в связи с этим указывал на то, что музы­ка была изобретена не для того, «... чтобы изгонять болезни, а больше всего для того, чтобы влиять на ду­шевное состояние человека». Это замечание казалось необходимым, так как о влиянии музыки повсюду в средневековых городах существовали умозрительные, во многом даже детские, представления. Достаточно прочитать лишь «Musurgia universalis» иезуита Атанасиуса Кирхера, вышедшую в 1684 г., где говорится о том, что музыка открывает отдушины на теле человека, через которые выходят злые, болезнетворные духи.

В 1807 г. в Вене вышла книга доктора Лихтенталя под названием «Врач — музыкант или сочинение о влиянии музыки на тело и ее использо­вании при определенных заболеваниях», в которой точно описывается, как музыка может влиять на психику и, тем самым, косвенно на само тело.

В трудных жизненных ситуациях, которые кажутся иногда неразрешимыми и аналитически едва ли объяснимыми, благодаря применению музыкальной тера­пии часто удается добиться удивительных результатов. История хранит достаточно примеров из древнего и ново­го времени: игра на арфе Давида, который излечил царя Саула от депрессии; десятилетнему Фредерику Шопену своей игрой на фортепьяно удавалось освободить Велико­го князя Польши от страшных припадков ярости. Наибо­лее убедительным примером может служить депрессия ис­панского короля Филиппа V, которого только под звуки музыки можно было заставить подняться с постели и при­няться за государственные дела.

В 1941 году Дж. Альтшулер разработал метод изопринципа, согласно которому пациентам предлагалась музыка, соответствующая их психическому состоянию в данный момент. Для депрессивных пациентов это была музыка, звучащая в спокойном темпе, для возбудимых – в быстром. После фразы отреагирования аффекта использовались мажорные и оптимистические произведения.

В 50-х годах в Великобритании, в школе для детей, больных олигофренией, встретились американский пианист и композитор Пол Нордоф и британский психолог-преподаватель Клайв Роббинс. Занимаясь с детьми, оба пришли к одному и тому же выводу: оказывается, музыка существенно влияет на самовыражение таких ребят. Первые эксперименты дали потрясающие результаты, и это подтолкнуло ученых к разработке специальной методики - творческой музыкотерапии, которую очень скоро стали использовать как обязательную часть реабилитации.

Но значительно сильнее, чем простое прослушива­ние музыки, влияет на человека активное музицирование. Врач Генрих Ганзельман лучше всего охарактери­зовал терапевтическое воздействие активного музицирования. Но эти размышления относятся, конечно, в боль­шей степени к творческому музыканту, для которого музыка означает самотерапию. Артисты часто находят­ся на грани невроза. Их творческая деятельность не­редко служит им запасным выходом для преодоления невроза и получения душевного равновесия. Их собствен­ная музыка освобождает их от напряжения, которое старается вырваться наружу. Поэтому она в определен­ной степени отмечена конфликтами и душевными пере­живаниями музыканта. С другой стороны, музыканту удается своим творчеством преодолеть страдания и даже страх перед смертью, таким образом, музыка в метафи­зической перспективе сближается с теологией.

Все музыкальные произведения несут в себе энергетический отпечаток внутреннего мира автора – его эмоции, переживания, склад ума. За последние 40 лет в музыке появилось очень много нового – рок, диско, джаз, электронная, космическая музыка и т.п. Из всего разнообразия музыкальных стилей и направлений особенно следует выделить музыку в стиле New Age. Это направление музыки способствует гармонизации личности, духовному росту, несет в себе красоту и добро. Прослушивание музыки new age снимает стресс, облагораживает и исцеляет. Эта музыка написана людьми, находящимися в духовном поиске, стремящимися усовершенствовать себя, сделаться чище и гармоничней. Выражая через музыку свои внутренние состояния, духовно продвинутые люди поднимают слушателя до уровня своих озарений, в которых непременными спутниками являются свет, радость, ощущение полета и отблески просветленного сознания.