9. Первые опыты независимости

Психология может быть поверхностной и легкой или глубокой и трудной. Любопытное обстоятельство, связанное с изучением первых поступков младенцев и предметов, которые младенцы используют, когда засыпают или когда испытывают опасения, заключается в том, что эти предметы как будто существуют между поверхностным и глубоким, между простым анализом очевидных наблюдаемых фактов и погружением в тайные глубины бессознательного. По этой причине я хочу привлечь ваше внимание к тому, как младенцы используют самые обычные предметы, и показать, что можно очень многое узнать из самых обычных наблюдений и известных всем фактов.

Я говорю о таком простом предмете, как детский плюшевый мишка. Всякий имевший дело с детьми может рассказать интересные подробности, характерные для поведения каждого ребенка, которые никогда не повторяются у разных детей.

Вначале, как всем известно, младенец сует в рот кулачок, а чуть позже, когда вырабатывается устойчивый шаблон поведения, использует палец или два пальца для сосания, в то время как другой рукой он гладит мать или простыню, одеяло или даже собственные волосы. В данном случае одновременно происходят две вещи: в первой — часть руки во рту очевидно связывается с возбуждающим кормлением; во второй — на шаг дальше — проявляется возбуждение, почти любовное и страстное. На основе этой страстной ласковой деятельности могут развиться отношения с тем внешним, что находится рядом, и этот объект может для младенца стать очень важным. В определенном смысле это первое обладание, то есть первая в мире вещь, которая принадлежит младенцу и в то же время не является его частью, в отличие от пальцев во рту. Таким образом, это чрезвычайно важное начало взаимоотношений с миром.

Эти вещи развиваются параллельно с началом ощущения безопасности и с началом отношений младенца с одним человеком. Это свидетельство того, что все в эмоциональном развитии младенца идет нормально и что начинает формироваться память об отношениях. Все это может быть использовано в новых отношениях с объектом, который я предпочитаю называть переходным. Переходным, конечно, является не сам объект; он представляет переход младенца от состояния слияния с матерью к состоянию возникновения отношений с матерью как с чем-то внешним и отдельным.

Хотя я хотел бы подчеркнуть, что эти феномены свидетельствуют о здоровье, я ни в коем случае не желаю создавать впечатление, будто отсутствие у младенца интересов такого рода свидетельствует о ненормальности. В некоторых случаях сохраняется сама мать, и младенцу необходима именно она в целом, в то время как другим детям нужны так называемые переходные объекты, при условии, что мать присутствует и постоянно находится на заднем плане. Однако обычно младенец привязывается к какому-то одному предмету, который со временем получает имя, и любопытно бывает проследить за происхождением этого имени: часто оно идет от какого-то слова, которое младенец услышал задолго до того, как сам научился говорить.

Разумеется, очень скоро родители и родственники снабжают младенца множеством мягких игрушек, которые (скорее всего ради самих взрослых) сделаны в форме детей или животных. С точки зрения младенца, форма этих игрушек не имеет значения. Гораздо большее значение имеют текстура и запах, в особенности запах, так что родители очень скоро узнают, что нельзя безнаказанно стирать такие предметы. Родители, которые во всех остальных отношениях строго придерживаются правил гигиены, вынуждены терпеть грязные, пахнущие мягкие предметы — просто ради мира и тишины в доме. Младенец, который уже слегка подрос, постоянно нуждается в этих предметах, он хочет, чтобы ему их возвращали, когда он выбрасывает их из колыбели, хочет иметь возможность раздирать их и слюнявить. На самом деле с этими предметами, ставшими объектами самой примитивной формы любви — смеси страстных ласк и разрушительных нападений, может произойти что угодно. Со временем добавляются новые объекты, которые все более полно напоминают фигуры животных и людей. Больше того, родители пытаются приучить ребенка говорить им «спасибо», в знак того, что кукла или плюшевый мишка пришли из реального мира, а не рождены воображением младенца.

Если вернемся к первому такому объекту, который может быть обрывком одеяла, в котором младенца принесли из роддома, или шерстяным шарфиком, или маминым носовым платком, то мы должны признать, что, с точки зрения младенца, мы допускаем ошибку, когда просим его говорить «спасибо» и признавать тем самым, что предмет пришел из мира. С его точки зрения, этот первый объект поистине был создан его воображением. Это было началом создания ребенком мира, и мы должны согласиться, что в случае с каждым младенцем мир создается заново. Существующий мир для новорожденного не имеет никакого смысла, если не создан и не открыт им.

Невозможно описать невероятное разнообразие этих ранних владений, используемых младенцами, особенно во время перехода ко сну.

Девочка сосала пальцы и одновременно гладила длинные волосы матери. Когда достаточно отросли ее собственные волосы, она стала ими, а не материнскими, закрывать лицо, когда засыпала. Она делала это регулярно, пока не подросла настолько, что захотела, чтобы у нее коротко, как у мальчика, срезали волосы. Результатом стрижки она осталась очень довольна, но когда нужно было ложиться спать, девочка пришла в отчаяние. К счастью, родители сохранили ее волосы и дали девочке прядь. Та сразу, как всегда, закрыла ими лицо и счастливо уснула.

Мальчика всегда заинтересовало многоцветное шерстяное одеяло. Еще до года он начал вытягивать из одеяла нити и раскладывать их по цвету. Его интерес к текстуре шерсти и цветам все усиливался и никогда его не покидал, так что взрослым он стал специалистом по цвету на текстильной фабрике.

Ценность этих примеров лишь в том, что они иллюстрируют широкий круг феноменов и применяемых младенцем способов выживания в стрессах и при разлуке. Любой, кто заботился о детях, может привести примеры, которые невероятно интересно изучать при условии, что осознается важность и значительность всех мельчайших деталей. Иногда вместо объектов мы находим различные приемы вроде гудения или менее заметные виды деятельности, например, сравнение источников света или изучение пересечения границ двух занавесей, которые колеблются на ветру, или наблюдение за переменой положения двух объектов, когда младенец слегка поворачивает голову. Иногда место двигательной активности занимает мышление.

Чтобы подчеркнуть нормальность всех этих феноменов, я бы хотел привлечь ваше внимание к тому, как воздействует на них разлука. Грубо говоря, когда мать или другой человек, от которого младенец зависит, отсутствует, немедленных перемен не происходит, потому что во внутреннем видении младенца мать на какое-то время остается реальной и присутствующей. Но если мать отсутствует достаточно долго, внутреннее видение блекнет; в это время ребенок может активно использовать переходные объекты. Мы видим в таком случае младенца, который, если оставить его одного, начинает получать явное удовольствие от активной деятельности.

При этом теряется промежуточная область эмоционального контакта. Если мать отсутствовала не слишком долго, то вначале снова возникает внутреннее представление о ней, и на это требуется время. Успешное обретение уверенности в матери проявляется в возврате к различным видам промежуточной деятельности. Младенцы внешне становятся более серьезными, в особенности на поздних стадиях, когда ребенок чувствует себя покинутым и не способным проявлять чувства или принимать их. Наряду с этим возможна навязчивая эротическая деятельность. Можно сказать, что воровство детей, лишенных внимания и приходящих в себя после такого испытания, есть разновидность поиска промежуточных объектов, которые оказались утрачены в результате смерти или рассеивания внутреннего образа матери.

Девочка постоянно сосала грубую шерстяную ткань, которой оборачивала большой палец. В три года ее «излечили» от сосания пальца, отобрав ткань. Позже она начала грызть ногти, что сопровождало обязательное чтение перед сном. Когда ей исполнилось одиннадцать лет, ей помогли вспомнить о ткани и о том, как она ее любила, и девочка перестала грызть ногти.

У здорового ребенка происходит постепенная замена переходных объектов игровыми возможностями. Легко понять, что игра имеет огромное значение в жизни всех детей и что способность к игре есть признак нормального эмоционального развития. Я стараюсь объяснить вам, что раннее использование переходных объектов есть не что иное, как ранний вариант игры. Надеюсь, родители поймут, что эти переходные объекты нормальны и по сути являются признаками здорового роста, и не будут стыдиться того, что берут с собой самые неожиданные предметы, когда путешествуют вместе с ребенком. Они не будут проявлять неуважение к этим предметам и постараются не потерять их. Подобно старым солдатам, эти объекты постепенно сойдут со сцены. Иными словами, эта рамки наблюдаемых явлений расширятся, включат в себя способность детей к играм и все их культурные интересы и деятельность — обширную область, расположенную между жизнью во внешнем мире и жизнью в фантазиях.

Очевидно, задача отличия реальности от фантазий очень трудна. Мы все надеемся, что нам удается решать эту задачу, если хотим остаться в здравом рассудке. Тем не менее иногда нам необходимо отдыхать от такой сортировки, и для этого у нас есть культурные интересы и деятельность. Детям мы предоставляем гораздо большую сферу господства воображения и игры, чем себе самим, так что игра, которая позволяет использовать мир и в то же время сохраняет яркость и напряженность фантазии, является характерной особенностью жизни детей. Младенцу, который еще только начал решать чрезвычайно трудные задачи достижения взрослой нормальности, мы позволяем вести промежуточную жизнь, особенно в периоды между бодрствованием и сном, и эти явления, которые я описываю, и объекты, с ними связанные, относятся как раз к такому месту отдыха, которое мы с самого начала отводим детям, когда они только еще едва отличают сны от реальности.

Как детский психолог, я часто контактирую с детьми, вижу, как они рисуют, и слышу, что они рассказывают о своих фантазиях; и часто удивляюсь тому, с какой легкостью они вспоминают эти самые ранние объекты. Они часто удивляют родителей, вспоминая обрывки ткани и странные предметы, о которых родители давно забыли. Если объект еще существует, то именно ребенок знает, где, в каком хранилище полузабытых вещей он лежит, быть может, на дне самого нижнего ящика или на верхней полке шкафа.

Ребенок тяжело переносит не только случаи, когда объект теряется, но и когда родители, не понимая его подлинного значения, отдают этот объект другому ребенку. Некоторые родители так привыкают к мысли о подобных объектах, что как только рождается новый младенец, берут семейный переходный объект и отдают новорожденному, ожидая, что на него он окажет такое же действие, как на предыдущего их ребенка. Естественно, они могут быть разочарованы: отданный таким образом объект может приобрести особое значение для младенца, а может и не приобрести. Все зависит от обстоятельств. Можно даже сказать, что такая передача объекта в подарок опасна, потому что лишает младенца возможности его создания. Конечно, полезно, если ребенок может использовать какой-нибудь имеющийся в доме предмет, нечто такое, чему можно дать имя и что становится почти членом семьи. Из интереса младенца к этому предмету рождается увлеченность куклами, другими игрушками и животными.

Родителям захватывающе интересно изучать эту проблему. Им не обязательно быть психологами, чтобы получить большую пользу от таких наблюдений и, возможно, регулярных записей относительно развития такой привязанности.