Гуманитарные ценности в современном обществе

Обращение к проблеме гуманитарных ценностей продиктовано очевидным противоречием: двойственная сущность человека обуславливает возможность влияния на его образ мыслей и поведение как низменных инстинктов, так и высоких духовных стремлений. Объективно общество всегда заинтересовано в том, чтобы общечеловеческие ценности разделялись если не всеми, то большинством, поскольку это есть средство его самосохранения. В то же время, в любом обществе некоторая часть его членов в той или иной форме отрицает нормы коллективной жизни, в том числе и нравственные. Каково допустимое соотношение двух ипостасей (позитивной и негативной) общественной жизни, и когда негативное влияние перерастает в непосредственную угрозу разрушения и гибели общества?

В течение двух последних десятилетий всякая попытка осмыслить эти вопросы неизбежно выливалась в рассуждения о кризисе. Если в советское время всеобщим базовым понятием для описания общественной жизни было понятие «прогресс», то в постсоветский период оно сменилось словом «кризис». Действительно, Россия прошла ещё один сложнейший этап своей истории, насыщенный драматическими и противоречивыми событиями. При этом любые ошибки, неудачи, «непопулярные решения» как в политике, так и в экономике можно было списать на издержки переходного периода – кризис, он и есть кризис. О духовности и нравственности и говорить нечего: констатируя бездуховность и безнравственность, как характеристики общественного состояния в 90-е гг., многие авторы даже и не пытались искать причины этих явлений, полагая их естественными в сложившихся обстоятельствах. Эта тема стала одной из самых сложных и неблагодарных – резко изменились привычные представления о добре и зле, о плохом и хорошем, − поди, разберись, что теперь нравственно, а что безнравственно. Всё стало так зыбко, ещё вчера перепродажа по более высокой цене называлась спекуляцией, а сегодня это проявление предприимчивости. Ещё вчера детям объясняли, что обманывать нехорошо, а сегодня этим занимается государство, да как изобретательно: то пятидесятирублёвки затеет обменивать, то в фанты-ваучеры всех играть заставит. Что уж тут с простого человека спрашивать. Никто и не спрашивал. И человек пустился во все тяжкие: убивал, предавал, грабил, чтобы кусок урвать побольше, да пожирнее. Распространившийся способ отношений между людьми абсолютно точно выразило жаргонное словечко − «беспредел».

Возникает вопрос: что заставляет людей переступать общечеловеческие нравственные нормы? Всегда ли это можно оправдать жёсткими внешними условиями, или все-таки у человека всегда есть выбор? А если есть выбор, то почему он совершает его в пользу зла? Осознаёт ли он при этом, что каждый такой шаг разрушает его самого? Подобные вопросы всегда актуальны, каждое поколение должно решать их заново, чтобы понять и сохранить самоё себя.

Ещё в 70-е гг. Аурелио Печчеи пришёл к выводу, что проблема современной цивилизации заключается в самом человеке: «Наиболее важным, от чего зависит судьба человечества, являются человеческие качества – и не только отдельных элитарных групп, а именно «средние» качества миллиардов жителей планеты» [7]. Это можно было бы расценить как банальность, поскольку очевидно, что человек реализует в своей деятельности самого себя, со всеми своими достоинствами и недостатками. И даже если бы достоинства преобладали, как у каждого среднего индивида, так и в целом «по планете», наверняка остались бы поводы для критического ума, в чём упрекнуть человечество. Но мы живем в ситуации, когда человек совершает поступки, которые вообще не поддаются осмыслению с точки зрения именно человеческих, гуманитарных качеств и ценностей. С человеком происходит что-то, что выводит его за рамки человеческого. Католические священники уличаются в педофилии, отец годами насилует собственную дочь, новоявленные рабовладельцы содержат в скотских условиях совершенно бесправных работников, новорождённых детей выбрасывают на помойку, юноша приходит в ясли и хладнокровно убивает младенцев…

Можно было бы сказать, что в этих случаях имеет место патология, извращение, что это исключение, а не правило. Теория аномии Э.Дюркгейма позволяет объяснить эти явления, однако принять или оправдать подобное невозможно. Кроме непосредственного зла, вреда и ущерба, которые испытывают в таких обстоятельствах конкретные люди, неизбежно раздвигаются границы социальной нормы, общество начинает привыкать к мысли, что и такое возможно, и последствия могут быть самыми ужасными. Для того, чтобы этих последствий не было, общество нуждается в адекватных и своевременных оценках, в публичных дискуссиях, демонстрирующих содержание человеческих и античеловеческих ценностей и качеств. Нельзя успокаивать себя тем, что то или иное тяжкое преступление представляет собой единичный случай, и в целом их относительно немного. Каждый такой случай – это сгусток зла, его совершение означает, что в определённой точке социума зло достигло предельной концентрации.

Возвращаясь к мысли А. Печчеи, можно сказать, что «судьба человечества» не будет благополучной, если «миллиарды жителей планеты» в каждом поколении не будут уметь отличать добро от зла, человеческое от античеловеческого и противостоять злу, в каком бы виде оно не проявлялось.

Для этого человек должен развивать свою духовность, стремиться к самосовершенствованию, к созидательно-позитивному изменению условий жизни. Эта задача постоянно актуальна, хотя ее трактовка менялась в различные периоды истории.

В социально-философской мысли западной цивилизации одним из первых на несоответствие между уровнем материальной культуры и духовным развитием («нравами») указывал Дж. Вико [ 2 ]. С возникновением «философии жизни», неокантианства, различных течений религиозной философии кризис культуры, духовная деградация становятся одними из основных тем. Крушение иллюзий, связанных с общественным прогрессом, переоценка ценностей, неверие в социальные идеалы – всё это стало рассматриваться как неизбежное и вечное состояние всей человеческой цивилизации. Мысль о том, что главным содержанием духовной жизни человека является не приобщение к социально значимому, а наоборот, решительное освобождение от него для «возвращения к себе», в ХХ веке стала ключевой для философии экзистенциализма.

В теории массового общества Х. Ортега-и-Гассет разрабатывает идею о том, что омассовление всех видов деятельности ведёт к стандартизации общественной жизни и потере индивидуальности у большинства людей [ 6 ].

А. Швейцер соотносит культуру и цивилизацию, показывая, что за внешним прогрессом скрывается дегуманизация личности, что человечество сошло с пути прогресса культуры. Достижения в области науки и техники не приближают, а отдаляют человека от его гуманных идеалов; творческое начало умирает в современном человеке, в обществе царит всеобщая отчужденность и аморализм, а заорганизованность всей жизни выступает как организация бездумья [ 9 ].

Одним словом, проблема кризисного состояния культуры вообще и духовного развития общества, в частности, в условиях индустриальной цивилизации известна давно. Но для советского человека, будь он учёный или рабочий, причины этого подавались как несовершенство капиталистического общественного порядка, а буржуазная культура в этой версии была обречена на «загнивание» и упадок.

По мере того, как идеология «реального социализма» стала заменяться «новым мышлением», стало возможно более объективно подойти к этим вопросам. Обнаружилось, что для советского общества характерны в основном те же проблемы, что и для «буржуазного». И дело не в том, социалистические или капиталистические отношения лежат в основе, а в том, что и те, и другие развивались в рамках одной и той же цивилизации – техногенной. Проблемы её развития носят глобальный характер, не зависящий от того, какой тип общественно-политических отношений имеет место в той или иной стране. Стало очевидно, что критика отчужденного от человека, бездуховного общества, каким изображалось западное общество, могла быть повернута в обратную сторону и приложена к социалистической реальности. Исследователи, специально изучавшие эту проблему, пришли к следующему выводу: «Детально проанализированный в научной литературе и публицистике образ административной системы в ее экономическом, социально-политическом и духовном измерениях вполне укладывается в энциклопедическую истину: здесь явно имеет место объективное превращение деятельности человека и ее результатов в самостоятельную силу, господствующую над ним и враждебную ему, и связанное с этим превращение человека из активного субъекта в объект общественного процесса» [ 3 ]. Двадцать лет назад это читалось как откровение – что при всей своей специфике проблема отчуждения свойственна и западному, и советскому обществу, что именно в отчуждении коренятся истоки кризиса духовного развития общества, наконец, что кризис духовности – объективная закономерность развития техногенной цивилизации.

Поистине, нет пророка в своем Отечестве. «Самой читающей стране» пришлось заново открывать то, о чём давно писали выдающиеся мыслители России. И сегодня уместно напомнить рассуждения Н. А. Бердяева: «Машина и техника наносят страшные поражения душевной жизни человека, и прежде всего, жизни эмоциональной, человеческим чувствам… Человеческая душа не может выдержать той скорости, которой от нее требует современная цивилизация. Это требование имеет тенденцию превратить человека в машину… Техническая цивилизация по существу своему имперсоналистична, она не знает и не хочет знать личности. Она требует активности человека, но не хочет, чтобы человек был личностью» [ 1 ].

На рубеже 80-90-х гг. ХХ века исследователи проявляли определённый интерес к данной проблематике. Так, А.К. Якимович приходит к выводу, что «процессы и закономерности позднего тоталитаризма дают результаты, которые едва ли не превосходят все то, что наблюдается на Западе, - распад личности и исчезновение гуманистических критериев» [10; С.22]. Автор обобщает исследования М. Эпштейна, М. Кантора, Л. Ржевского, В. Ерофеева, в которых отмечаются такие черты советского сознания, как «отпечаток какой-то тотальной бесприютности, при котором теряют смысл категории реального и нереального, факта и фикции», «неустойчивость и нечеткость жизненных установок», «утрата способности различать и противопоставлять смысловые оппозиции», «сумеречное», «расфокусированное» или «раздробленное» сознание, «личность без свойств»[10]. Если у В. Лейбина общественное сознание советского общества получило название «несчастного сознания» [5], то В.Ф. Кормер определяет его как «двойное сознание» [4]. Причем, допуская, что явление данного типа вполне может быть универсальным, не связанным с каким-либо конкретным временем и пространством, автор, тем не менее, рассматривает эту раздвоенность как следствие способа бытия в советском обществе.

Можно утверждать, что, несмотря на различие позиций в понимании причин такого сложного состояния духовного развития общества (в первую очередь, различие в понимании соотношения общецивилизационных тенденций и собственно реального социализма), само явление неблагополучия в этой сфере на уровне теории осознавалось вполне ясно. Однако, человеческие качества миллионов жителей страны в повседневной практической деятельности от этого осознания мало зависели. По большому счету, мыслящий и совестливый человек всю жизнь преодолевает духовные и душевные кризисы, потому что он не может сказать себе: «Я совершенен», у него всегда найдется повод быть недовольным собой. Наделённый разумом и чувствами человек способен рефлексировать, ставить себе задачи, менять себя. Парадокс в том, что если бы это было массовым явлением, то никаких духовных кризисов на уровне общества не было бы. Реальная же ситуация развивалась совсем иначе.

В перестроечной эйфории будущее выглядело светлым, уже не коммунистическим, но всё равно светлым. Вкрадчивые увещевания приверженцев либеральных ценностей о «чувстве хозяина», о «своем деле», о правах человека и демократии, о свободе и плюрализме мнений создавали иллюзию, что у нас будет все правильно, не так, как у них, на Западе. Ведь всё плохое останется в советском прошлом, и ничто не помешает создать прекрасное будущее, может, даже за 500 дней. Невозможно было предположить, какие испытания предстоят «несчастному сознанию» бывшего советского человека.

Вместе с демократическими ценностями российское общество получило весь набор проблем, которые уже давно были известны на Западе. Индивидуализм, как антипод коллективизма, привился удивительно быстро и во многих случаях проявляется просто как эгоизм и полное равнодушие ко всему, что не связано с личным благополучием. Резко усилилась тенденция обесценивания семьи и брака. Едва не вышли из употребления такие слова, как честь, совесть, достоинство, порядочность. Потребительство, стремление к «красивой жизни» при нежелании трудиться стали определять смысл жизни многих молодых людей. В образовательных учреждениях к концу 90-х гг. стали забывать, что такое воспитательная работа.

В одной статье не перечислить всех проявлений утраты позитивных духовных ориентиров в России 90-х, этот период ещё ждёт своих исследователей. В данном контексте мы лишь хотели обратить внимание на то, что сами по себе рыночные отношения никак не гарантируют благополучия обществу, а игнорирование гуманитарных ценностей приводит к тому, что их смысл и значение все равно придется рано или поздно осознать. В свое время С. Л. Франк написал как будто о современной России: «Мы замечаем часто ослабление духовной активности при господстве лихорадочно-интенсивной хозяйственной, технической, политической деятельности, внутреннюю пустоту и нищету среди царства материального богатства и обилия внешних интересов, отсутствие подлинной осмысленности жизни при строгой рациональности ее внешнего устроения и высоком уровне умственного развития» [ 8 ].

Обнадёживает то, что современники тоже замечают нечто подобное и адекватно оценивают ситуацию. Более того, в последнем Послании Президента страны Федеральному собранию тема возрождения и созидания духовных ценностей стала одной из ключевых. Проблема только в том, что «сверху» эту задачу не решить. Остаётся только верить в то, что с помощью образования и воспитания удастся сформировать хотя бы в следующем поколении потребность в духовном саморазвитии, или надеяться на чудо преображения среднестатистического соотечественника, который зачастую живет на бегу, второпях, не успевая порой даже понять, что для него важно, а что второстепенно. Начать можно с простого: почаще смотреть вокруг себя и быть готовым помочь другому, отвечать за свои поступки, не лгать, не давать пустых обещаний, доставлять хотя бы близким людям радость, а не проблемы. Одним словом, современное российское общество крайне нуждается в том, чтобы созидательно-позитивное отношение к жизни, как главное содержание гуманитарных ценностей, стало преобладающим человеческим качеством миллионов жителей России.

Список литературы:

1. Бердяев Н.А. Человек и машина // Вопросы философии. 1989, № 2.

С. 149-159.

2. Вико Дж. Основание новой науки об общей природе наций. – Л.:

Художественная литература, 1940.

3. Кальной И. И., Сапунов Н. Б., Фетисов Э. Н. Отчуждение в советском обществе: методологический аспект проблемы //СОЦИС. 1991, № 5

4. Кормер В. Ф. О карнавализации как генезисе «двойного сознания» //

Вопросы философии. 1991, № 1

5. Лейбин В. Экология духа: от самоуничтожения к самоспасению //

Общественные науки и современность. 1992, № 5

6. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс// Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. М., 1991

7. Печчеи А. Человеческие качества. М.: Прогресс, 1985

8. Франк С. Л. Крушение кумиров // Франк С.Л. Сочинения. М., 1990

9. Швейцер А. Благоговение перед жизнью. – М.: Прогресс, 1992

10. Якимович А. К. Тоталитаризм и независимая культура // Вопросы

философии. 1991, № 11.

Мешкова Л. Н. (ПГПУ, Пенза)