Эволюция философских взглядов Ганса Йонаса

«Когда речь идет о признании мыслителя, то, возможно, нужно разделить характеристику человека и его творчество и ограничиться только учением. В случае Рудольфа Бультмана это не представляется мне возможным… Он жил так, как думал, а думал таким образом, что это было «жизнью» мышления как такового. Прежде всего, важен тот факт, что я знал его, что он был моим учителем и другом, вдохновляющим и осветившим тихим светом мою жизнь. Таким образом, говоря о Бультмане, я должен также говорить о себе». Так известный западный философ Ганс Йонас (1903-1993), стоявший у истоков этики ответственности, начинает свои воспоминания о Рудольфе Бультмане в статье «В борьбе за возможность веры» [1]. Действительно, становление мыслителя можно рассматривать как становление его идей в контексте собственной жизни и жизни своей страны. Йонас прожил долгую жизнь и в сложнейших перипетиях XX века сумел сохранить трезвость мышления и личное достоинство, оставив яркий след в мировой философии и теологии. Поэтому слова, сказанные им о любимом учителе, с полным правом можно отнести и к его собственной жизни, посвящённой науке, которая была для него «личным переживанием» («Wissenschaft als persönliches Erlebnis» – название лекции Йонаса).

Ганс Йонас родился в 1903 году в городе Менхенгладбах в зажиточной еврейской семье. Его отец был владельцем текстильной фабрики. Все воспоминания детства связаны с Первой мировой войной, которая изменила весь ход школьной жизни. Еще в гимназии Йонас начал проявлять интерес к философии, иудаизму и сионизму и читать философские книги, но их подборка была случайной: Кант, Шопенгауэр. На занятиях древнегреческим языком он познакомился с Платоном, благодаря чему интерес переместился с событий Первой мировой войны на вопросы о существовании Бога, устройстве мира, смысле жизни, которые сочетались с интересом к религии. В лекции «Наука как личное переживание» Йонас описывает три основных этапа своего «теоретического жизненного пути». Первое связанное с наукой глубокое переживание он испытал, познакомившись в пятнадцать лет с трудом Э. Гиббона «История заката и падения Римской империи» и открыв, что значит реконструкция истории. Чтение израильских пророков дало ему «предчувствие того, что историческая наука с ее дистанцированностью от событий может быть в то же время и познанием предмета на более высоком уровне» [2]. Чтение кантовского «Основоположения к метафизике нравов» дало возможность понять, что между философией и религией есть области пересечения и изучение философии не исключает религии. Йонас отмечает, что ветхозаветные пророки, с одной стороны, и этика Канта, с другой, были для него самыми значимыми духовными стимулами.

В 1921 году Йонас начал изучать философию, иудаизм и историю религии во Фрейбурге у Э. Гуссерля и М. Хайдеггера, в 1921-1923 продолжил учебу в Берлине в высшей школе иудейской науки и университете им. Гумбольдта у Э. Шпрангера, Д. фон Гильдебранда, Э. Трельча и Э. Майера; в 1924-1928 – в Марбургском университете у М. Хайдеггера и Р. Бультмана; встречался с Г. Штерном, Х. Арендт, Х.-Г. Гадамером. В 1928 году Йонас защитил диссертацию на тему «Понятие гностицизма». Безусловно, этот период, ознаменованный такими яркими именами, оказал решающее влияние на формирование философских взглядов Йонаса.

Личность учителя, как отмечает Йонас, в философии и науках о духе имеет куда большее значение, чем в науках точных. «Философ – это единственный, кто учит философствуя, поэтому учились не просто философии как специальности, а отправлялись именно к Гуссерлю, Хайдеггеру, Гартману, Ясперсу, тем самым, выбирая университет и учебный план» [3]. Йонасу с учителями повезло. Он рассказывает о «тайне» воздействия Хайдеггера на учеников, вспоминая семинар по Аристотелю для новичков во Фрейбурге, на котором ничто не давалось даром, идеи Аристотеля «высвобождались» сквозь тысячи лет и философия представлялась как таковой. Нужно было стать в полном смысле начинающим, отказавшись от современной терминологии. Такое переживание стало постоянным жизненным опытом для Йонаса. «Как на семинаре – учúтеля, так на лекции мы воспринимали мыслителя, а именно мыслителя in actu» [4], пишет Йонас о своем втором учителе Гуссерле, который в запинающемся монологе пробивался к скрытому от учеников и от него самого предмету. Членство в бультмановском семинаре по Новому Завету, куда Йонас попал в ходе своеобразного обмена между учениками Хайдеггера и Бультмана, одновременно с Ханной Арендт, определило выбор темы работы на звание доктора. «Рудольф Бультман открыл мне Новый Завет; то, что я знаю о нем и, возможно, понимаю как не христианин (как иудей – Н.К.), так или иначе возвращает меня к нему… Протестантская свобода имела значение и учении: оно состояло в понимании, но не соответствии. Оно приближалось к истине, но не допускало догматики. В беседах было обсуждение стиля, но не утверждение. Вообще, любые академические манеры были чужды Бультману и он настаивал, как само собой разумеющееся, на равноценности партнеров, так как только это может дать внутреннюю уверенность в союзе со смирением» [5].

Подготовка семинарского реферата «О познании Бога в Евангелии от Иоанна» привела Йонаса к гностической философии и обусловила выбор темы диссертации, превратившейся в длительный исследовательский проект, с которой Хайдеггер согласился по ходатайству Бультмана. Бультман в 1934 (!) году приложил к трудам эмигрировавшего еврейского автора великодушное и мужественное предисловие. Он был единственным из академических преподавателей, которого Йонас летом 1933 года посетил на прощание перед эмиграцией, и он был первым, с кем он встретился в опустошенной Германии в 1945 г.

В мифологически закодированном раннехристианском и позднеантичном мышлении, Йонаса, как философа, привлекло особое переживание духовной атмосферы времени. Прежние исследования выделяли отдельные мотивы в гностической философии: платоновские, иудейские, вавилонские, египетские и т.д. Йонас пытался выявить собственный мотив, выступающий в качестве организующего принципа. Фундаментальное переживание, доступное пониманию, переживание самости как особого рода демифологизация, кристаллизация, было своеобразным заданием по герменевтике. Гностическая философия, бывшая когда-то вершиной мышления, триумфом дуализма, сбивавшего с пути мифологию и религию, в то же время представляла собой кризис самопознания и познания бытия, раскол человека и Бога. «Общение» с античным нигилизмом много дало в понимании нигилизма современного. Йонас заключает: «успех экзистенциалистского прочтения гнозиса как бы побуждал к «гностическому» прочтению экзистенциализма, а вместе с ним – современного духа» [6].

Именно как исследователь гностической философии Йонас стал известен на Западе, в том числе в протестантской среде. Следует отметить, что в России первоначально Йонас был известен как специалист по истории религии. Современный исследователь G.L. Borchert относит его к исторической школе в изучении религий. «Йонас утверждает, что гностицизм – это религиозный феномен, общий для всего эллинистического мира и являющийся продуктом синтеза греческой культуры и религий Востока. Основой гностицизма он считает «греческую концептуализацию» восточных религиозных традиций – еврейского монотеизма, вавилонской астрологии и персидского дуализма» [7]. Выявление такого широкого спектра внутри гностицизма можно считать одним из преимуществ йонасовского определения, но, в то же время, им можно охватить почти все эллинистические религии. Расплывчатость определений гностицизма, впрочем, – то, с чем сталкивается большинство исследователей гностических сочинений.

В своем раннем произведении «Августин и паулинистическая проблема свободы» (Геттинген, 1930) [8] Йонас показывает, что дух может приходить к себе только через посредство символа. Проблемы бытия и познания лежат в плоскости отношения к себе самим. Но в своём детстве, нерефлектируемой фазе развития, дух склонятся к тому, чтобы разъяснять внутренние проблемы, проецируя их на объективные события и силы вне себя. Так, Августин поясняет [и это верно для начального этапа развития западноевропейского понимания морали и свободы] дилемму человеческой воли, как, с одной стороны желание быть моральным, с другой – следовать аморальным направлениям воли, например, самолюбию, высокомерию и злым желаниям хотеть-иметь. Августин эту дилемму считает роковой причиной грехопадения Адама. Йонас «разоблачает» этот миф как иллюстрацию объективации внутренней экзистенциальной дилеммы, двояко: путем рациональной критики, которая определяет его как искажение экзистенциального феномена, и посредством спасения лежащего в основе дилеммы личного морального феномена. Метод немифологической реконструкции мифов был не деконструктивным, но конструктивно раскрывающим смысл. Реконструкция создала поле деятельности вокруг «последних» вопросов личности и человеческой сущности в материальном космосе. Это первая загадка бытия – как из «безмолвных вихрей» материи произошла субъективность, находящаяся за границами нашего опыта. Для ответов на подобные вопросы мы не можем больше апеллировать к законности прав знания и рациональной уверенности. Разум, в своем стремлении к метафизическим вопросам, которые выносятся за пределы его компетентности, пытается дать на них осмысленные ответы. Поскольку человек является homo methaphysikus, он может открывать метафизические вопросы. Отвечая на них, мы превращаемся из человека метафизического в диалогически ответственного. Тот, кто в акте ответа отказывается с самого начала от рациональной достоверности, тот «может, пожалуй, размышлять над такими вещами» [9]. Ответы сводятся к рефлектируемым без претензий на доказанность истины и к спорным положениям, которые предлагают нам не противоречащую нашему опытному знанию ориентацию и позволяют примкнуть к ней. Такие гипотетические ответы Йонас называет «рациональным мифом».

Трижды он проектировал, модифицировал и развивал «рациональный миф»: в 1961 году в гарвардском докладе «Бессмертие и современная экзистенция», опубликованном в 1963 на немецком языке в виде книги «Между ничто и вечностью»; в 1984 в докладе при вручении Премии Рабби Леопольда Лукаса «Понятие Бога после Освенцима» и в 1988 в труде «Материя, дух и творение». Он исходил из основ современного опыта познания мира: из его безусловной бытийности и из методического атеизма наук. Современный дух проявляется в том, чтобы «чтобы наше бытие-в-мире воспринимать серьезно: видеть мир предоставленным себе самому» [10]. Рациональный миф требуется для «бытия-Бога-в-мире»: рациональное понимание Бога могло бы характеризовать его как творческую причину бытия, предоставленного во власть эволюции и человечеству, случаю и бесконечному разнообразию становления, пространству и времени. Чтобы мир появился и существовал сам по себе, Бог отказывается от своего собственного бытия, божественности. Далее Бог ничего не дает миру, теперь все находится во власти человек.

В докладе «Понятие Бога после Освенцима», который прокладывает мост к каббалистическому учению о Zimzum [11] и может быть прочтен по аналогии с шеллинговской спекуляцией о пульсации Бога в простую точку, Йонас даёт ответ на поистине глубокие, рожденные Освенцимом, роковые вопросы. Они призывают к осуществлению полноты власти Бога и к нашему отказу от притязаний на абсолютную власть. Этот отказ нам даёт возможность быть. «Мне представляется, что ответ на катастрофу (в эсхатологиическом смысле – Н.К. – Hiob) в том, что сам Бог в ней страдает. Так ли это, мы не можем знать достоверно» [12]. Возможно, Йонас здесь рассуждает в плане особенностей немецкого менталитета в традиции Я. Беме, говорящего о чувстве тоски в Боге.

Труд «Материя, дух и творение» ставит рациональный миф в рамки телеологии, аристотелевской теории о целесообразном и направленном к цели бытии. Йонас реагирует на оборотную сторону западноевропейского мышления двояко. С одной стороны, он хвалит Платона и Павла, Августина, Декарта и Канта, Паскаля и Кьеркегора за открытие души, субъективности и рефлексивности человека как «хиатуса» в природе. Но речь должна бы идти о том, чтобы охранять от дуалистического понимания и спасти человечность человека. Из этого рождается отказ от каждого одностороннего или абстрактного воззрения: будь то материализм, который жизни души и духа приписывает материальные детерминанты, или экологический холизм, который рассматривает человека просто как часть природы, как момент космического жизненного сообщества или суперэкосистемы. Подобные воззрения могли бы быть не столь противоречивы, потому что любая теория, в том числе холистская, существует благодаря свободе духа, которая превосходит все просто естественное и дистанцируется от него. Кроме того, практические нормативные предложения, поведенческие требования «экологических» мыслителей только тогда имеют смысл, если они бьют в одну точку: бытие и должное, дескриптивные предложения о сущем и прескриптивные – о правильном поведении. Таким образом, Йонас решает проблему «трансцендирующей свободы духа» [13] и вместе с тем определяет особое положение мыслящего и морально свободного человека в космосе – в силу чего он тем более остро критикует дуалистическую метафизику. От гнозиса до экзистенциализма, от Августина до Хайдеггера Йонас находит дуализм человека и природы, души и тела, духа и материи. В этой критике определилась цель философии биологии и организма. Так Йонас подошел ко второму этапу своего теоретического жизненного пути, «который, после пробела эмиграций и службы в армии, на другом континенте направил мои исследования от истории духа в более систематические колеи» [14].

Возвращаясь к биографии Йонаса, к началу 30-х годов, нужно отметить ряд событий, повлиявших на жизнь и творчество философа. Обстановка в Германии становилась все более напряжённой. Наступление мрачной эпохи нацизма Йонас воспринимал как некую неизбежность, но он совершенно не ожидал того, что они смогут удержаться у власти. Приход Гитлера к власти он считал единственной возможностью избавиться от этого человека, так как его программа должна была неизбежно рухнуть, столкнувшись с реальностью. Но вскоре ошибка стала очевидной, когда 1 апреля 1933 года начались массовые гонения на евреев. Йонас не мог остаться в стране, где попирается достоинство граждан, не говоря уже об утраченных перспективах в профессиональном отношении, и эмигрировал в Лондон. В 1934 году выходит первая часть его книги «Гностицизм и дух поздней античности» (второй том вышел в свет в 1954 году). В этой работе Йонас, опираясь на экзистенциальную теорию Хайдеггера и тезисы Бультмана, доказывает, что религиозные догмы являются не отражением объективных фактов, а всего лишь попыткой человека объяснить экзистенциальный опыт, сводящейся к дуализму.

В 1935 году Йонас переселяется в Палестину, где с 1938 года он становится преподавателем Иерусалимского еврейского университета. Тогда же пришла весть о смерти отца. В Иерусалиме Йонас поизносит памятную речь, посвящённую Эдмунду Гуссерлю. В ноябре 1938, во время так называемой «хрустальной ночи», наступило отрезвление у тех, кто ещё предавался каким-либо иллюзиям по поводу нового режима. В 1940-1945 годах он служил добровольцем в британской армии. В 1943 году Йонас женился на Элеоноре Вайнер. В составе союзнических войск в 1945 году Йонас вернулся в Германию, в Менхенгладбахе узнал о депортации своей матери в 1942 в гетто Лодц, а затем в Освенцим, где она и погибла. Тогда же он посетил Рудольфа Бультмана и Карла Ясперса и вернулся в Палестину. По отношению к немцам он испытывал лишь чувство гнева, и не только по отношению к нацистам. Первоначальное ощущение, что между немцами и евреями навсегда пролегла пропасть, было заблуждением. С годами эта пропасть становилась все меньше, но до конца жизни не возникало желания вернуться в Германию навсегда.

После Второй мировой войны Йонас активно включился в процесс создания еврейского государства. В 1948-49 годах он служил в израильской армии при защите Иерусалима. В 1949 году Йонас уехал в Канаду, где преподавал философию в университетах Монреаля и Оттавы (1950-1954), в 1952 году отклонил предложения Еврейского университета в Иерусалиме и позднее университета в Киле. В 1955 он получил профессуру в Нью-Йорке в Новой школе социальных наук. Тогда он начал подробно изучать современную биологию, отчасти в сотрудничестве с основателем общей теории систем Людвигом Берталанфи, ставшим другом Йонаса; занялся изучением и критикой теории информации и кибернетики Норберта Винера; в Международном Хейстингском центре на Гудзоне в кооперации с Американской академией искусств и наук в Бостоне Йонас участвовал в междисциплинарных и этико-медицинских исследованиях (от трансплантационной медицины до генной инженерии) и разработал теоретическую основу для этих исследований. В качестве приглашенного профессора Йонас выступал с докладами в университетах Колумбии, Чикаго, в 1959-60-х гг. в Германии в Мюнхенском университете.

В 1964 году в университете Нью-Джерси, позднее во Франкфурте-на-Майне, Гейдельберге и Тюбингене, Йонас сделал доклад «Хайдеггер и теология», в котором Хайдеггер критикуется за нивелирование субъективного статуса человека. Отношение Йонаса к бывшему учителю было противоречивым и сложным. Будучи учеником Хайдеггера, Йонас считал его одним из ведущих философов современности. И тем более страшным было разочарование, когда Хайдеггер занял неоднозначную позицию по отношению к фашизму. Это было разочарованием не только в определённом человеке, но и в способности философии уберечь от такого страшного заблуждения, соблазна самого оригинального мыслителя нашего времени. Йонас воспринимал это как «фиаско философии».

Англо-американские годы помогли Йонасу заполнить пробелы в отношении «неизменных основных вопросов философии: относительно природы бытия, и вместе с тем – бытия природы. Но « “природа” – странно об этом говорить, – писал Йонас, – в моем учебном процессе не встречалась, и новое англо-американское окружение помогло мне почувствовать эти пробелы и придти к их заполнению. У Хайдеггера слышно о бытии как заботе – в духовном плане, но ничего о первой физической причине необходимости заботы: нашей телесности, благодаря которой мы, сами часть природы, необходимо и телесно уязвимо включены в окружающую природу – прежде всего через обмен веществ, условие дальнейшего существования. Человек должен питаться. Этот природный вердикт плоти также кардинален, как распоряжающаяся в ней смерть. Но в «Бытии и времени» телесность была обойдена, и природа оказалась задвинута в сферу просто налично данного. Также и феноменология в свете Гуссерля, хотя и могла сделать темой феномен собственной телесности в сознании, однако объективный смысл…. остался вне субъективного поля зрения… Никто из наших учителей не побуждал нас, учеников философии, взять что-то из естествознания. В общем, если мы подходили к нему, то оно интересовало не ради предмета, а только как метод, как тема гносеологии…. Ощущение, что идеалистическая точка зрения, трансцендентальная или экзистенциальная, не достаточна, ждало возможности заняться этим вопросом. Эта возможность открылась передо мной в солдатские годы Второй мировой войны… Возможно, становлению нового мышления помогла физическая уязвимость, через которую просвечивает судьба тела, а его обезображивание становится главным страхом» [15].

«Натуральное» опровержение дуализма Йонас увидел в наличие организма. Таким образом, новая цель – философия организма или биологии – стала его послевоенной научной программой. Как уже было сказано, Йонас снова стал учеником. Общаясь в Америке с представителями точных наук, он узнал от них больше, чем от американских философов. Биология открыла ему царство живого – авантюру органического бытия, ранимого, изобретательного, балансирующего между бытием и небытием, посреди неорганической природы. Йонас оказался не одинок в своих духовных поисках. Познакомившись с трактатом «Процесс и действительность: опыт космологии» Альфреда Норта Уайтхеда, имя которого ни разу не слышал в Германии, он увидел онтологию, стремящуюся преодолеть «удвоение бытия» (bifurcation of being), мысля все бытие, включая простейшие элементы, в категориях органической имманентности. Подобное учение, напомнив Йонасу о Лейбнице и Спинозе, стало для него примером, но он продолжал придерживаться идеи совершеннейшего организма – человека, жизнь которого, по словам Э. Трельча, «находящаяся в движении драма, происходящая на этой Земле и разыгрывающаяся на вершинах органического развития жизни со всеми ее взрывами и непредвиденными неожиданностями» [16].

В 1966 году в Нью-Йорке вышла книга «Феномен жизни» (The Phenomenon of Life. Toward a Philosophical Biology), ставшая философским итогом второго этапа «теоретического жизненного пути». На немецком языке (в переводе Йонаса) она была издана в Геттингене в 1973 г. под названием «Организм и свобода. Очерки философской биологии». Научные работы в сфере биомедицинской этики были продолжены – в 1967 г. Йонас сделал доклад в Американской академии искусств и наук на тему «Философская рефлексия над экспериментами с человеческим субъектом».

Результатом работы над философией биологии стала онтологическая аксиология, которая говорит: «материя – это спящий дух». Вся органическая жизнь является принципиально ценной и достойной защиты, так как в ней зарождается свобода и развивается к тому, что имеет высшую ценность – «действительному человечеству». В моральной свободе последнего лежит способность к долженствованию и ответственности, возможность перехода от «нормы» к идеалу, от всего конечного к бесконечному. Метафизически-онтологическая аксиология, полагает Йонас, находится на стадии войны или даже победы над метаэтическим разделением бытия и должного, факта и нормы. Эволюция может пониматься как развитие свободы. Понятие свободы, содержащееся в зачаточном виде уже в обмене веществ, достигает апогея в человеке. «Здесь риск свободы, которому подвергается природа и жизнь с ее неустойчивостью, становится ответственным делом субъекта. Так открывается измерение нравственного, которое как учение о должном поднимается над учением о бытии, но все же основывается на нем. Таким образом, я подошел к нему как своей последней задаче» [17]. Практической стороной естествознания, определяющей нашу жизнь, задумываемся мы об этом или нет, является техника. Очевидность того, что она угрожает человеку в мировом масштабе, стала для Йонаса «настойчивым приглашением перейти от теоретического разума к практическому, т.е. к этике как естественному завершению философии организма. Так характеризуется основное переживание и тематика последнего отрезка моего мыслительного пути» [18].

Представление об огромных масштабах нашей мощи на основании её реальных последствий «вынудило» Йонаса поставить в центр этики понятие ответственности. В 1979 году, уже будучи на пенсии, Йонас написал свой главный труд, принесший ему мировую известность – «Принцип ответственности. Опыт этики для технологической цивилизации». Йонас расширяет персональную моральность до одновременной коллективной и персональной ответственности за будущие последствия нашего высокотехнологичного уклада жизни. Его категорический императив: «поступай так, чтобы последствия твоего действия находились в согласии с непрерывностью подлинной человеческой жизни на земле» – попытка преодолеть традиционную ограниченность этики сферой межчеловеческих отношений и упразднить этику убеждения. Благодаря «принципу ответственности», нормативная этика становится этикой долга ответственности за будущее. Йонас отмечает, что все этические построения прошлого не имели отношения к человеческой жизни в глобальных масштабах, оценка поступков человека давалась в соответствии с видимыми результатами. Главной задачей новой этики становится установление надёжного контроля над потенциями человечества. Йонас вводит в этику временной аспект: действие человека не должно ни в коем случае ставить под угрозу будущее человечества. В науке, политике, экономике главным принципом должна стать «эвристика страха», т.е. действовать нужно, исходя их состояния страха перед будущим. В йонасовской этике ответственности, безусловно, заметно влияние Р. Бультмана, который считал сущностной характеристикой человека «не прошлое, а будущее, ибо предметы выбора – только в будущем, а решать можно только в том случае, если есть такой предмет» [19]. По Бультману, человек старается уйти от признания себя как ответственного существа и живет в «законнических этических системах». Как и экзистенциалисты, знаменитый теолог считал, что современный человек является все больше носителем тотальной ответственности «перед», утрачивая тем самым свое «я». Именно это, согласно Бультману, имеется в виду в Новом Завете, когда речь идёт о «греховности» человека, т.е. «неподлинности». Спасением может быть «радикальная открытость будущему», считает Бультман.

«Принцип ответственности» переведён на многие языки, часто переиздавался в Германии. Йонас, что примечательно, посвятил его своим детям – Айяле, Джонатану, Габриэле, а вместе с тем, будущим поколениям и будущему нашего мира. Это первая книга, которую он написал на немецком языке после национал-социалистского периода. Причем, ко времени её завершения, ему было уже 75 лет. В 1985 году вышло практическое приложение к «Принципу ответственности» – «Техника, медицина и этика», в котором Йонас характеризует каузальный аспект перехода к новой этике, выделяя характерные черты технологического синдрома. В этой книге, а также в последующих выступлениях и статьях Йонас на актуальных примерах из области биомедицинской этики показывает практическую значимость и релевантность принципа ответственности.

В заключении лекции «Наука как личное переживание» Йонас обобщает свой жизненный путь. «Что меня побуждало в моей воле к познанию и что из познанного стало переживанием [?]… сначала это было прошлое, которое заслуживает сделаться настоящим в знании; потом уже-настоящее, жизнь в ее неизменном свойстве, которая желает быть понятой сама по себе; наконец, будущее в свете заботы о нем, как угрожающее и избегаемое, находящееся под угрозой и сохраняемое. Однако забота предполагает, что предмет ее этого заслуживает; и всё, что до этого было мною понято о должном и сущем, объединилось в веру, что это большое приключение бытия, которое поставлено на кон, того стóит, что жизнь и человек того стóят, усилия и даже мучения того стóят – включая и цену смертности за все снова становящееся, юное в новорожденных. Эта вера должна многому, что мы сейчас делаем, сказать «нет», но она сама есть всеохватывающее «да». И это «да» в «Принципе ответственности» оборачивается заботой о будущем. Если хотите, только что произнесённое исповедание будущего выражает сумму переживаний всего моего научного опыта. Во всяком случае, я хочу, чтобы это так было» [20].

«Наука как личное переживание» – доклад, сделанный 15 октября 1986 года на праздновании, посвященном 600-летнему юбилею университета в Гейдельберге (опубликован в 1987), и названный в 1992 г. проф. Д. Белером «прекрасным ключом к мышлению» Г. Йонаса [21].

Выражением мирового признания Йонаса и его трудов, в первую очередь, «Принципа ответственности», стало присуждение ему Международной Премии мира Немецких книгоиздателей в 1987 году [22], награждение Большим федеральным крестом за заслуги и присвоение звания Почетного гражданина города Менхенгладбах. Затем последовали многочисленные присуждения звания почетного профессора университетов в США и ФРГ: в 1990 – в Бамберге, в 1991 – в Констанце, в 1992 –в Берлинском свободном университете и т.д. В 1993 Йонасу была присуждена Премия Нонино (Percoto, Udine).

Ответную речь «Техника, свобода и долг», по случаю вручения Премии мира 11 октября 1987 во Франкфурте-на-Майне Йонас завершает словами: «Тень грозящих бедствий… становится парадоксальным просветом надежды. Он не позволит умолкнуть голосу ответственности. Этот свет – не утопия, но его предостережение освещает наш путь вместе с верой в свободу и разум. В конце концов, принцип ответственности объединяется с принципом надежды – не экзальтированной надежды на земной рай, а более скромной надежды на дальнейшее существование мира и достойное продолжение рода человеческого, основанное на доверии к нему, определенно не жалком, но все же ограниченном, наследии. На эту карту я хотел бы поставить».

В 1990 году Йонас, по приглашению К.-О. Апеля, выступил на двух значительных конференциях: «Этика и политика сегодня» в Киле и «Экология и этика» в Мельбурне. В 1992 году была издана книга «Философские исследования и метафизические предположения», а в 1993 – «Философия, ретроспектива и перспектива в конце тысячелетия». В «Философские исследования» включена статья «К онтологическому основоположению этики будущего», в которой Йонас пишет: «Есть онтологически обусловленное отношение и онтологическое основание для суждения об этом отношении… Есть ли онтологическое основание для понятия ответственности и для права ее требования? Ответ на вопрос, возможен ли логический мост от сущего к должному и потому возможна ли объективность морали, навсегда останется спорным… Для основания этики будущего должна быть известна, прежде всего, моя метафизическая вера. Бытие, как оно свидетельствует о себе, извещает не только о том, что оно есть, но также о том, что мы перед ним виноваты. Так, этика имеет онтологическую причину. Причина эта многослойна: сначала она лежит в бытии человека, затем открывается и в основании бытия… Человек – единственное известное нам существо, которое может быть ответственным. А поскольку он может таковым быть, он таковым и является. Способность к ответственности означает уже подчиненное положение перед законом: сама возможность ведет меня к долженствованию. Но способность к ответственности – этическая способность – покоится в онтологической способности человека выбирать между альтернативами действия по знанию и по воле. Итак, ответственность комплементарна свободе… Действительное основание моей ответственности лежит в аффицированном мной бытии. Однако это может иметь этический смысл, если это бытие представляет какую-то ценность: в отношении ценностно индифферентного бытия я могу отвечать за все, и это равносильно тому, что я не желаю ни за что отвечать» [23].

В 1993 году был издан сборник («Понимать и отвечать. В диалоге с Гансом Йонасом» [24]) религиозно-философского коллоквиума с участием Г. Йонаса, Д. Белера, К.-О. Апеля, К. Колпэ, Г. Ленка, В.Х. Циммерли и других философов, состоявшегося в 1992 в Берлинском свободном университете. В немецкой прессе большой отклик вызвала церемония присуждения Йонасу почетного звания и его восьмидневное пребывание в Берлине в 1992 году, почти совпавшее по времени с Международной конференцией по загрязнению окружающей среды в Рио-де-Жанейро, где впервые собрались представители почти всех государств. Статьи и интервью были опубликованы в июне в «Neue Presse», «Rheinische Post», «Tagesspigel» («Жизнь между надеждой и долгом»), «Berliner Zeitung», «Berliner Morgenpost», «Neue Zeit», «Welt», «Tageszeitung». В августе в «Berliner Zeitung» опубликована статья философа Гумбольдтского университета профессора, д-ра Герда Иррлитца «Нет легкого пути в нормальность» [25], как продолжение ответного слова Йонаса в Берлинском свободном университете: «Успех не гарантирован, но наверняка, что, не прилагая усилий, отказываясь от стараний, мы определенно допускаем зло, которое мы можем предвидеть, и это предвидение должно помочь преодолеть его» [26].

5 февраля 1993 года Йонас умер в Нью-Рошеле близ Нью-Йорка, похоронен он в иудейской части экуменического кладбища Хейстингса, штат Нью-Йорк. В год смерти Йонаса в Геттингене, доведённый до конца К. Рудольфом, вышел последний, третий том труда всей его жизни «Гнозис и дух поздней античности: от мифологии к мистической философии».

В письме-соболезновании г-же Элеоноре Йонас бундес-президент д-р Рихард фон Вайцзэкер, который высоко ценил Ганса Йонаса, написал: «Своей философией Ваш муж в решающей мере способствовал тому, чтобы этика перешагнула традиционные границы описания бытия. Он выразил основные вопросы нашего времени с поражающей ясностью. По отношению ко всей природе он завещает нам ответственность рода человеческого, указав на то, что человеческое существование имеет границы – он напоминает нам о первом долге всей нашей свободы» [27].

Список литературы:

1. Im Kampf um die Möglichkeit des Glaubens. Erinnerungen an Rudolf Bultmann und Betrachtungen zum philosophischen Aspekt seines Werkes // In: Jonas. H. Wissenschaft als persönliches Erlebnis. – Göttingen: Vandenböck u. Ruprecht, 1987. – S.47. («Наука как личное переживание»). Здесь и далее перевод с немецкого выполнен автором.

2. Wissenschaft als persönliches Erlebnis…, S.13.

3. Ibid., S. 13.

4. Ibid., S.15.

5. Im Kampf um die Möglichkeit des Glaubens…, S.48.

6. Wissenschaft als persönliches Erlebnis…, S.19.

7. Теологический энциклопедический словарь под редакцией Уолтера Элвелла. – М.: Ассоциация «Духовное возрождение» ЕХБ, 2003. – С. 317.

8. Анализ развертывания рационального мифа в трудах Г. Йонаса дан по: Böhler. D. Hans Jonas – von der Hermeneutik der Entmythologisierung zur der Zukunftverantwortung/ Herausforderung Zukunftverantwortung: Hans Jonas zu Ehren / D. Böhler, R. Neuberth. – Münster und Hamburg: Lit Verlag, 1993. – S. 27-36.

9. Hans Jonas. Der Gottesbegriff nach Ausschwitz. – Frankfurt a. M.: Suhrkamp Verlag, 1987. – S. 9.

10. Hans Jonas. Zwischen Nichts und Ewigkeit. – Göttingen: Ruprecht, 1963. – S. 55, 56.

11. «Идея сокровенного, неизреченного Беспредельного Божества, которое … может быть названо «Эн-Соф», т.е. Ничто». Самопознание и проявление Абсолютного начинается из его самоограничения, «стягивания», когда внутри Эн-Софа появляется точка, дающая начало «лучеиспусканию». (Лобач В.В. Каббала // Новейший философский словарь. – Минск: Скакун, 1998. – С. 299).

12. Hans Jonas. Der Gottesbegriff nach Ausschwitz. – Frankfurt a. M.: Suhrkamp Verlag, 1987. – S. 48.

13. Hans Jonas. Materie, Geist und Schöpfung. Kosmologischer Befund und kosmogonische Vermutung. – Frankfurt a.M.: Suhrkamp Verlag, 1988. – S. 25.

14. Wissenschaft als persönliches Erlebnis…, S. 19.

15. Wissenschaft als persönliches Erlebnis…, S. 19-20.

16. Трельч Э. Историзм и его проблемы: Пер. с нем. – М.: Юрист, 1994. – С. 56.

17. Wissenschaft als persönliches Erlebnis…, S. 25. Данная цитата иллюстрирует одно из основных спорных положений концепции Йонаса: попытку снять противоречие между должным и сущим и одновременно невозможность традиционную этическую проблему.

18. Ibid., S. 26.

19. Roberts R.C. Бультман // Теологический энциклопедический словарь…, С. 209.

20. Wissenschaft als persönliches Erlebnis…, S.31.

21. Herausforderung Zukunftverantwortung…, S. 14.

22. Высокий европейский и мировой престиж этой премии подтверждается тем, что в разные годы ее удостаивались Э. Блох, Г. Марсель, П. Тиллих, К. Ясперс, Р. Гвардини, М. Бубер, Ю. Хабермас.

23. Zur ontologischen Grundlegung einer Zukunftsethik // Philosophische Untersuchungen und methaphysische Vermutungen. – Frankf. a. M., Leipzig: Insel Verlag, 1992. – S. 130-133.

24. Verstehen und Verantworten. Im Dialog mit Hans Jonas/ herausgegeben von D.Böhler. – Münster, Hamburg: Lit. Verlag, 1993.

25. По: Herausforderung Zukunftverantwortung: Hans Jonas zu Ehren/ D. Böhler, R. Neuberth. – Münster und Hamburg: Lit Verlag, 1993. –S. 127.

26. H. Jonas. Fatalismus ware Todsünde / Herausforderung Zukunftverantwortung…, S. 49.

27. Цит по: Herausforderung Zukunftverantwortung…, S. 120.

Беккер И. Л. (ПГПУ, Пенза)