4.1. Особенности понимания и интерпретации экспрессии личности

В рамках психологии социального познания, меж­личностного восприятия и понимания уделяется особое внимание определению роли различных компонентов экспрессии человека в формировании представлений о нем. На протяжении всей истории изучения экспрес­сии личности с точки зрения психологии общения и познания людьми друг друга исследователи обращают­ся к одному и тому же кругу вопросов: насколько точ­но можно судить о психологических особенностях че­ловека на основе его выразительного поведения; каковы социально-перцептивные механизмы, обеспечи­вающие точность понимания другого на основе его экспрессии; какие факторы, условия межличностного общения влияют на адекватность ее интерпретации; какое место занимают экспрессивные характеристики личности в различных социально-перцептивных обра­зованиях (эталонах, стереотипах, представлениях), в таких феноменах, как первое впечатление и т. д.

Отсутствие ясности в решении ряда проблем затруд­няет поиск ответов на поставленные вопросы. Одни проблемы являются традиционными для психологии невербального общения (о них подробно написано в первой главе данной книги), другие порождены особенностями межличностного общения и познания. Среди проблем межличностного общения, имеющих прямое отношение к вопросу об адекватности интерпретации экспрессии личности, следует назвать проблему детер­минации социально-перцептивного акта; проблему ус­тойчивости-вариабельности смысловой нагрузки в со­циально-перцептивном акте в зависимости от культурно-специфических, национальных факторов, ситуации общения, деятельности субъекта; проблему точности межличностного познания и критериев ее измерения; проблему операционализации структуры и содержания результатов, «продуктов» межличностного познания и общения.

Названные проблемы как психологии невербально­го общения, так и психологии межличностного обще­ния составляют небольшую часть общего круга про­блем. Вместе с тем решение именно этих вопросов выступает критерием теоретических позиций исследо­вателей, выбора методических приемов и интерпрета­ции результатов.

Традиции изучения социально-перцептивной сторо­ны общения складывались под влиянием работ, вы­полненных в общепсихологическом и социально-психо­логическом планах. В результате многочисленных исследований как одного, так и другого направления, совершенно очевидным стал факт о том, что познающий субъект включает в образ о другом человеке наряду с его физическими, индивидуально-психологическими особен­ностями деятельностные, коммуникативные, рефлексив­ные характеристики, стремится к интерпретации причин, мотивов поведения, к социально-психологической типи­зации. Иными словами, в образах и представлениях о другом человеке отражаются все компоненты структуры личности и характер ее связей с другими людьми в про­цессе общения и совместной деятельности.

Многие исследователи в качестве основы социально-перцептивных результатов видят общение и совмест­ную деятельность. Эти же факторы, как известно, опосредуют становление и развитие личности и, как мож­но считать, все формы объективизации ее психологи­ческих и социально-психологических особенностей. Экспрессия — это одна из форм объективизации внут­реннего мира личности, один из путей ее познания. Она включается в общение как реальность, имеющая само­стоятельное значение для социально-перцептивных процессов, и в такой же степени может детерминиро­вать содержание социально-перцептивных результатов, как и другие факторы. Вопрос заключается в том, ка­кую в психологическом и социально-психологическом планах несет информацию экспрессия человека, с ка­кими компонентами личностной структуры она непо­средственно связана и каким образом эта связь фикси­руется и закрепляется в общении. Для того чтобы ответить на поставленные вопросы, необходимо при­знать объективный статус экспрессии, ее неоднознач­ную связь с психологическими характеристиками лич­ности, наличие широкого психосемантического пространства у экспрессивных знаков, динамику выра­жения, представленную в совокупности определенных экспрессивных знаков, организующихся в простран­ственно-временные структуры и «непрерывно пере­страивающихся» в соответствии с состояниями и отно­шениями личности, возникающими по ходу деятельности и общения.

Предметом, объектом восприятия, понимания, ин­терпретации выступает экспрессия не столько как не­что внешнее, объективно данное, а как показатель скрытых для непосредственного наблюдения психичес­ких процессов и свойств личности. В этом смысле рас­сматривается нами экспрессия в различных вариантах социально-перцептивных процессов Схема видов соци­альной перцепции предложена Г. М. Андреевой (7). В ее основу положены противопоставления «личность — группа» относительно субъекта, «личность — группа» относительно объекта и их локализация (внутригруппо-вая и межгрупповая) Экспрессивное поведение в соответствии со схемой социально-перцептивных процес­сов может быть рассмотрено на уровне личности, на уровне малой группы и на уровне большой группы. В первом случае, как показатель психологических особен­ностей личности, во втором, как знак процессов, раз­ворачивающихся в малой группе, и в третьем случае, как характеристика общности (невербальный этикет, невербальный ритуал, невербальные стереотипы пове­дения) . Все три уровня функционирования экспрессив­ного невербального поведения являются предметом социально-перцептивного анализа и детерминируют наряду с общением и совместной деятельностью содер­жание и структуру социально-перцептивных результа­тов. Таким образом, экспрессия человека и экспрессия группы являются критериями классификации социаль­но-перцептивных процессов.

Социально-перцептивные процессы как внутренняя основа общения связаны с коммуникацией и интеракци­ей и в то же время их определяют. Обращение партне­ров к психологическому анализу экспрессии предопреде­лено самим фактом общения и совместной деятельности. В этой связи превращение экспрессии в знаки определен­ных состояний и намерений человека и группы зависит от тех функций, которые выполняет экспрессивное пове­дение в общении и межличностном познании.

О необходимости исходить при изучении экспрес­сивного поведения в межличностном познании из его функций говорит уже то обстоятельство, что исследо­ватели, далекие от такого взгляда, тем не менее вносят в его определение функциональную специфику. Но дело не только в этом, айв том, что выразительные движения и их связь с внутренним миром человека может быть понята лишь по их действию на развора­чивающееся общение. Сказанное не означает, что от­сутствуют объективные, независимые от общения и совместной деятельности связи между экспрессивным поведением и психологическими особенностями лично­сти Из сказанного следует, что объективно существующие связи между экспрессией и психологическими особенностями личности могут менять свой психологи­ческий смысл с изменением их функций в общении.

В межличностном общении решение социально-пер­цептивных задач, в частности, определения на основе экспрессии психологических особенностей личности, осложняется избирательным отношением к сигналам, поступающим от другого человека, активным влияни­ем на социально-перцептивный процесс сформировав­шихся личностных образований, а также социально-перцептивных феноменов (установок, стереотипов, образов). Их актуализация безусловно детерминирова­на разворачивающимся общением, но очевидно и то, что структура и содержание результатов социально-перцептивного акта ограничены личностными особен­ностями субъектов общения и теми социально-перцеп­тивными «продуктами», которые включаются в общение как «некоторая реальность, имеющая самосто­ятельное значение» (131. С. 154). Закономерно ожидать в этой связи существования широких структурно-со­держательных изменений в образах, представлениях, интерпретациях экспрессии, возникающих под влияни­ем сложившихся у субъектов познания эталонов, ин­терпретационных схем и т. д. Структура и содержание этих эталонов и схем актуализируется в результате воз­действия экспрессии, но само их формирование явля­ется результатом всего опыта общения и познания людьми друг друга.

Итак, социально-перцептивный подход к экспрессии человека предполагает обращение к ней как: 1) к явле­нию, имеющему прямое отношение к психологическим особенностям личности и социально-психологическим параметрам группового поведения; 2) как к явлению объективному, наделенному самостоятельным значени­ем в общении; 3) как к феномену, детерминирующему содержание и структуру социально-перцептивных ре­зультатов; 4) как к явлению, актуализирующему этало­ны, стереотипы, интерпретационные схемы, сложившиеся у личности, и входящему в структуру различных социально-перцептивных образований в качестве пока­зателя внутреннего мира личности, ее отношений во внутригрупповом общении; 5) как к феномену, позна­ние которого в общении людей опосредовано личностно-ситуативными и другими культурно-психологичес­кими образованиями.

Интерпретация и понимание, распознание, опозна­ние невербального поведения, экспрессии как основ­ные социально-перцептивные процессы и механизмы социального познания являются одной из мало изучен­ных проблем социальной психологии, несмотря на то, что первые экспериментальные работы, выполненные в этой области психологии, включали изучение особен­ностей распознания психологических характеристик личности на основе ее невербального поведения, экс­прессии.

Проблема понимания, интерпретации принадлежит к числу таких междисциплинарных проблем, которые вследствие своей сложности и многогранности, являют­ся предметом анализа во многих областях научного познания. В психологии общения в связи с социально-перцептивной деятельностью субъектов проблема ин­терпретации, понимания была поставлена в 60-е годы А. А. Бодалевым (25), новые пути ее решения были пред­ложены Г. М. Андреевой (116) в 70-е годы. В течение по­следнего десятилетия проблема понимания как пробле­ма психологии общения разрабатывается В. В. Знаковым (50), а также ее новые аспекты представлены в психоло­гии социального познания (8).

Обсуждая проблему понимания людьми друг друга, как правило, касаются таких явлений, как восприятие, распознание, интерпретация, оценка, предсказание дей­ствий, поступков, поведения другого человека. За вре­мя исследования проблемы понимания сложился ряд представлений о том, как осуществляется проникнове­ние во внутренний мир другого человека. В качестве различных основ понимания или его отдельных видов рассматриваются эмпатия, имитирование, подражание, проецирование своих чувств, состояний на другого че­ловека, рефлексия, помещение себя на место другого, анализ ситуации общения и речевого поведения обща­ющихся.

Для психологии общения является традиционным рассмотрение интерпретации в связи с пониманием личности партнера. Термин «интерпретация» употреб­ляется чаще всего тогда, когда речь идет о восприятии действий, поступков, различных элементов структуры экспрессивного, невербального поведения. С интерпре­тацией поведения, деятельности познаваемой личности, с установлением на этой основе устойчивых характери­стик соотносится адекватность понимания. В целом по­нимание более высокого уровня рассматривается как производная от интерпретации субъектом поведения личности, сопровождающейся проникновением в сущ­ность ее устойчивых свойств и непреходящих состояний.

Вместе с этим специфика понимания, интерпретации экспрессивного поведения в общении фактически не обсуждается, несмотря на то, что в конкретных иссле­дованиях термины «понимание», «интерпретация» встречаются довольно часто. Одной из причин такого отношения к проблеме интерпретации в контексте пси­хологии экспрессивного поведения является то, что усилия исследователей, главным образом, направлены на поиск однозначных связей между экспрессией лица и психическими состояниями человека. Такой подход как бы не предполагает обращения к интерпретации, которая, как известно, в гуманитарных науках сводит­ся к разнообразным формам толкования, трактовки, перевода содержания того или иного явления в систе­му образов, наглядных представлений и наделяется ре­дукцией к личному опыту, субъективному мнению.

Как уже отмечалось, особенности истолкования эк­спрессии изучаются в связи с восприятием экспрессии лица, но без учета трудностей ее кодирования, практи­чески не касаясь проблемы включенности ее в качестве компонента в психические состояния человека и его отношения, не относясь к вопросу об устойчивости — вариативности структуры экспрессии, ее индивидуаль­ности — типичности.

Наряду с этими ограничениями, сложившимися в результате преимущественного исследования мимики в качестве показателя состояний человека, существуют и другие, влияющие на изучение проблемы понимания, интерпретации экспрессивного, невербального поведе­ния. К ним следует отнести, в первую очередь, недоста­точную теоретическую проработку проблемы понима­ния, интерпретации относительно такого сложного феномена, каким предстает экспрессия личности. В конкретных исследованиях наблюдаются отождествле­ние восприятия, понимания, интерпретации или сведе­ние этого явления к поиску жестких связей между эк­спрессией и психологическими характеристиками личности, что снимает саму проблему интерпретации или сводит ее к узкому аспекту — декодированию.

«Кибернетический» подход к интерпретации поведе­ния, действий, поступков человека критикуется в соци­альной психологии как не соответствующий требовани­ям межличностной коммуникации. Данный подход противоречит также тем представлениям об интерпре­тации и понимании, которые сложились в философии, общей психологии, психолингвистике и в самой психо­логии межличностного познания. Сведение интерпре­тации к декодированию не соответствует природе са­мого экспрессивного, невербального поведения, его особому психосемиотическому статусу, тому, что в об­щении оно всегда представлено другому и функциони­рует, главным образом, для него: «... мы сплошь и ря­дом производим то или иное выразительное движение именно потому, что, как мы знаем, оно имеет опреде­ленное значение для других» (158. С. 400). Но из этого не следует, что круг «психологических значений» экс­прессии является определенным. Наоборот, зависи­мость выбора «значения» экспрессии от ситуации общения, от позиции в ней «другого» делает неизбежным процесс актуализации интерпретационных процессов, обладающих качеством бесконечности, незавершенно­сти, многозначности.

В современных исследованиях сложился ряд направ­лений исследования интерпретации: интерпретация рассматривается как структурный элемент понимания; понимание включается в качестве элемента в структу­ру интерпретации; интерпретация и понимание отож­дествляются. Дискуссия о критериях, основаниях раз­деления интерпретации и понимания ведется продолжительное время. Несмотря на это, данный воп­рос не имеет однозначного ответа. В философско-психологических работах интерпретация рассматривается как неотъемлемый компонент человеческой деятельно­сти, глобальный мыслительный процесс, абстрактно-ло­гический уровень познания.

С. Л. Рубинштейн (159), анализируя стадии развития наблюдения (в межличностном общении наблюдение за поведением человека входит составной частью в соци­ально-перцептивную деятельность), определил их как ступени интерпретации и само наблюдение представил в качестве интерпретирующего восприятия. Виды ин­терпретации связываются им с глубиной познаватель­ного проникновения в содержание и на этой основе выделяются «уподобляющая интерпретация» и «умоза­ключающая». Последний вид интерпретации представ­ляет интерес для психологии экспрессивного поведе­ния, так как «умозаключающая» интерпретация опирается, с одной стороны, на внешние, чувственно данные свойства и связи, а с другой стороны, раскрыва­ет чувственно не данные, внутренние свойства явлений.

Подход к интерпретации как процессу установления всей иерархии смысловых связей разрабатывается мно­гими исследователями. В контексте психологии меж­личностного познания В. Н. Панферов (135) трактует интерпретацию как установление связей между объек­тными и субъектными свойствами человека.

С точки зрения функционирования интерпретация представляет создание, корректировку и применение определенных «интерпретационных матриц». Результи­рующим моментом интерпретации выступает понима­ние — непонимание (14, 47, 75, 82). Последняя характе­ристика интерпретации чрезвычайно важна для понимания специфики интерпретации экспрессии. Как правило, субъект в процессе общения не обнаружива­ет все связи между экспрессивным поведением и пси­хологическими особенностями личности, следователь­но, определенная степень неполноты интерпретации ее неадекватности является закономерной характеристи­кой интерпретации. Таким образом, понимание — не­понимание личности партнера — это не отсутствие интерпретации его поведения, а следствие ее опреде­ленных структурных и содержательных особенностей. Именно поэтому В. Н. Панферов, намечая основные вопросы исследования интерпретации в социальной психологии, на первое место поставил вопросы, каса­ющиеся определения ее структуры и содержания.

Если рассматривать невербальное, экспрессивное поведение как «потенциальный текст», то вырисовыва­ется зависимость интерпретации как от особенностей самого текста, так и от возможностей субъекта интер­претации. «Изучая человека, — писал М. М. Бахтин, — мы повсюду ищем и находим знаки, стараемся понять их значение» (18. С. 135). Но нельзя понять физические действия, человеческие поступки, которые М. М. Бахтин определил как потенциальный текст, вне его возможно­го (воссоздаваемого нами) знакового выражения, т. е. не интерпретируя его. Особенно часто ставится вопрос о роли интерпретатора в психолингвистике, где принят подход к тексту как к знаку, который предполагает на­личие истолкователя и по самой своей природе рассчи­тан на интерпретацию и через нее на поведенческую реакцию. Успех интерпретационной деятельности субъекта, как показали исследования Т. М. Дридзе (49), определяется мерой его приобщенности к языку текста.

Еще более определенно об этом высказывается А. А. Брудный, который считает, что для адекватного по­нимания текста должен в памяти конкретного индиви­да «находиться тезаурус — связный набор сведений, способных к актуализации в процессе чтения» (26. С. 166). Исходя из вышеприведенных работ, интерпретирую­щая деятельность субъектов общения обусловлена тем, насколько они овладели тезаурусом психологических значений невербального экспрессивного поведения.

Интерпретационные возможности субъекта проявля­ются также в быстроте актуализации и установления ассоциативных связей, в умении актуализировать все относящееся к невербальному поведению как своеоб­разному тексту. В них представлен общественный и личный опыт субъекта общения в установлении связей между поведением и психологическими характеристи­ками человека (169). В целом, вслед за В. Н. Панферо­вым можно рассматривать интерпретацию невербаль­ного поведения в межличностном общении как реализацию связи воспринятых элементов — знаков с их семантическим содержанием, которое усвоено вос­принимающим человеком. В. А. Лекторский также фор­мирует представление о понимании как результате рас­шифровки смыслового содержания того или иного продукта человеческой деятельности. Он ставит в центр проблемы вопрос о взаимоотношении познания, прак­тической деятельности и общения, о взаимоотношении коллективного и индивидуального знания (105).

В современной философии понимание рассматрива­ется как аспект духовно-практической деятельности человека, как «акт представления смысла того либо иного феномена» (47. С. 35). Понимание трактуется также как некоторое качество, «субстанция» межлич­ностного общения, как способ связи с бытием, в част­ности, с самим общением и деятельностью. Основой для актов понимания выступает смысловой потенциал окружающего мира, сформировавшийся в процессе общения и совместной деятельности. С. Б. Крымов прямо пишет, что понимание «оказывается функцией со­вместной, коллективной деятельности, в которой исход­ный текст не просто копируется, но реконструируется в контексте всеобщего опыта» (82. С. 44).

Особенность понимания, его отличие от других по­знавательных процедур заключается также и в том, что оно связано не только с общими, но и с уникальными ситуациями и ориентировано на сохранение «подлин­ности» понимаемого разнообразия. Существенным моментом понимания, его главной сутью является, по мнению Ю. К. Корнилова, познавательное взаимодей­ствие системы наших знаний и поступающей инфор­мации (75). Такое познавательное взаимодействие в контексте межличностного общения превращает пони­мание в специфическую форму, реализующую отноше­ние «субъект — субъект» (19). Она нашла выражение в определении понимания как процедуры осмысления, выявления и реконструкции смысла, а также смысло-образования (43). Понимание носит творческий харак­тер, оно диалогично и определяется активно-деятельно-стной позицией понимающего. Одним из проявлений активно-деятельностной позиции понимающего являет­ся привнесение субъективных оттенков, включение в процесс понимания моментов интерпретации (164). Таким образом, в вышеизложенных представлениях о понимании одно из главных мест отводится процессу интерпретации постольку, поскольку наполнение смыс­лом того, что понимается, фактически невозможно без этой процедуры. В то же время культура, социальная среда очерчивают «пространство» понимания и соот­ветственно направление и содержание интерпретации. Под «пространством» понимания и интерпретации под­разумевается «багаж очевидностей», считающихся до­статочными в ту или иную эпоху для обеспечения ин­терсубъективности герменевтического процесса» (47. С. 45). О зависимости понимания человека, следователь­но, и интерпретации его поведения от сложившихся в обществе представлений о сущности человека пишет

B. У. Бабушкин (14); указывает на этот факт социально­го познания Г. М. Андреева (8); упоминает А. А. Бода-лев (25), рассматривая конкретные примеры интерпре­тации внешности людей. В этой связи понимание другого человека — это всегда синтез непосредствен­ных данных об объекте, существующей в обществе кон­цептуальной схемы и предварительных знаний конкрет­ной личности.

В теоретическом плане явления интерпретации и понимания разводятся в ряде работ на основе критери­ев объективности-субъективности, однозначности-мно­гозначности (155, 164). М. М. Бахтин писал, что пони­мание — это «правильное отражение, отражения» (18.

C. 26). По своим задачам понимание является реконст­рукцией постигаемого содержания в системе интер­субъективных, общезначимых, очевидных оснований (47). Интерпретация — это всегда привнесение лично­стного опыта и она строится на актуализации тех свя­зей, которые сформировались у субъекта понимания. Поэтому в определении интерпретации акцент перено­сится с особенностей объекта на самого субъекта (164), в ней заложен акт самоопределения в отношении об­щения и личности другого человека. Для интерпретации является характерным приписывание смыслов и значе­ний для понимания, поиск того единственного значе­ния, в котором раскрывается суть явления.

Думается, что четкое противопоставление интерпре­тации и понимания возможно в теоретическом плане. В непосредственном, межличностном общении диффе­ренциация этих феноменов затруднена тем, что как понимание, так и интерпретация являются персонифи­цированными процессами, представляющими единство интеллектуального и эмоционального компонентов, как одно, так и другое входит в систему личностного зна­ния, включающего оценочные компоненты.

Интерес к проблеме интерпретации усилился в пси­хологии межличностного общения в связи с изучени­ем одного из механизмов социальной перцепции атрибуции. Атрибуция трактуется как интерпретация, приписывание причин поведения партнера. В последнее время атрибутивные процессы рассматриваются не только в связи с интерпретацией личностных черт вос­принимаемого человека, его состояний, характерологи­ческих и индивидуальных особенностей. Таким образом, представление об интерпретации углубляется, расширя­ется за счет определения ее различных содержательных планов (причины поведения, качества личности, состояния и т. д.). Видимо, разделить виды интерпретаций в соответствии с теми или иными характеристиками лич­ности и ее поведения возможно только в специально организованном эксперименте. В реальном общении интерпретация захватывает различные проявления лич­ности и в связи с этим, с точки зрения ее психологи­ческого содержания, является многозначной.

Существенным моментом, сближающим представле­ние об интерпретации в социальной психологии с ее философским толкованием, является указание на ее «пристрастность», зависимость от компонентов обще­ния и совместной деятельности. Эта особенность интер­претации, с одной стороны, сближает ее с пониманием по линии персонифицированности обоих процессов и в то же время отдаляет, так как наличие в интерпрета­ции «приписывания-пристрастности» как бы и не пред­полагает обязательной точности.

Интерпретация содержит в себе личностные опреде­ления одного человека другим, выражает отношение субъекта к объекту суждения. Интерпретация как не­обходимый момент понимания входит в его структуру в виде личностных схем значений объектов и отража­ет в большей степени опыт субъекта познания. Поня­тие «интерпретация» предполагает большую меру субъективизма и произвола, чем другие явления, вхо­дящие в процесс познания человека человеком. Содер­жание интерпретации детерминировано отношениями, взаимоотношениями субъектов общения, которые за­крепляются в результате совместной деятельности.

Вместе с тем психологи видят специфику процесса понимания в единстве индивидуальной интерпретации и концептуализации. Понимание рассматривается ими как творческий процесс, наделяется диалогичностью, зависимостью от активно-деятельностной позиции по­нимающего. Особенно хорошо о творческом характе­ре межличностного познания сказал Я. Мелибруда: «Восприятие и понимание людей скорей напоминают процесс создания картин художником или фильма ре­жиссером, чем записывание на магнитофон или про­цесс фотографирования» (117. С. 173). О включении воображения субъекта в процесс интерпретации пове­дения и понимания личности партнера также пишет А. А. Бодалев (25). По мнению А, А. Бодалева, для пони­мания другого человека имеет особое значение вообра­жение. Специфической особенностью анализируемого вида воображения является то, что процесс мысленно­го воссоздания чужих чувств и намерений развертыва­ется у индивида в ходе непосредственного взаимодей­ствия его с другими людьми. Он выделяет несколько уровней воображения: 1) воображение пассивно, инди­вид проявляет своеобразную слепоту к состояниям и переживаниям, мыслям другого; 2) неупорядоченная, эпизодически проявляющаяся деятельность воображе­ния; 3) деятельность воображения, проявляющаяся на протяжении всего процесса взаимодействия с другим человеком. Слежение за состоянием партнера осуще­ствляется непроизвольно, происходит свертывание про­цесса воображения и вхождения в состояния индиви­да в каждый момент общения с ним (25). В целом, «чтение», интерпретация поведения протекает бегло по­стольку, поскольку в процессе общения вырабатывает­ся у человека более или менее автоматически функци­онирующий «психологический подтекста к поведению окружающих. Но стоит человеку отойти от «само со­бой разумеющейся манеры поведения», как процесс интерпретации выдвигается на передний план, превра­щается в целенаправленный и осознанный акт (159).

Таким образом, для того чтобы установление связей между невербальным поведением и психологическими особенностями личности осуществлялось осознанно, необходимо возникновение в общении проблемы, зада­чи. Следовательно, с целью определения актуальных, сложившихся у субъекта связей между невербальным поведением и психологическими особенностями лично­сти надо вводить в контекст социально-перцептивной деятельности специальные задачи. В процессе понима­ния субъект стремится «выйти за пределы данной си­туации, дополнить ее другой», возникающая в этом слу­чае интерпретация, как подчеркивает С. Л. Рубинштейн . (159. С. 235), становится гипотезой, которая проверяет­ся на дальнейших его этапах. Сама интерпретация ос­новывается также на определенной интерпретационной установке. От них зависит содержание интерпретации, они имманентны любому акту понимания, как акту интерпретации. В общении «смысловой интервал» и соответствующие ему «интерпретационные матрицы» постоянно изменяются, но в пределах, заданных «кон­струкцией» самого объекта (13).

Представление об интерпретации как своеобразном «акцепторе действия», как психологическом механизме опережающего отражения людьми друг друга развива­ется в ряде исследований В. Н. Панферова. Из этих работ следует, что в ходе совместной деятельности, общения интерпретация становится все более осознан­ным актом, приобретая черты все более устойчивого и более дифференцированного образа-представления. Эти образы-представления, как известно, являются обя­зательными компонентами мыслительного процесса, направленного на постижение сущности того или ино­го конкретного человека как личности. Актуализация в сознании познающего субъекта различного рода обоб­щений, образов-представлений, «интерпретационных схем» направляет процесс интерпретации и тем самым оказывает влияние на его результаты. Среди обобще­ний, актуализирующихся в процессе восприятия другого человека, в момент возникновения коммуникатив­ной задачи имеют место те, в которых правильно фик­сируются устойчивые зависимости между внешним обликом, поведением и стоящими за ними качествами личности, обобщения, отражающие случайные связи, обобщения, фиксирующие связи там, где их вовсе нет (25). Учитывая то, что невербальное поведение являет­ся специфической системой знаков, состоящей из ус­тойчиво-повторяющихся движений и тех, появление которых определяется ситуацией, включающей индиви­дуально-личностные и групповые программы поведе­ния, можно ожидать, что установление связей между ним и психологическими характеристиками личности не всегда будет приводить к точному пониманию. С этой точки зрения у интерпретационных процессов высвечивается еще одна сторона их связи с понимани­ем личности. Они могут рассматриваться как интерпре­тационные схемы, обеспечивающие или затрудняющие точность понимания.

Сформировавшиеся структуры знаний или, в терми­нологии В. П. Трусова, прототипные структуры знаний помогают опознавать, объяснять, предсказывать события, быстро категоризировать объекты и идти за пределы не­посредственной информации. «Полезность этих структур, — подчеркивает он, — зависит от их точности, диффе­ренцированности обоснованности» (181. С. 17).

Одним из направлений исследования таких прото-типных схем в отечественной психологии является, на наш взгляд, исследование социально-перцептивных эта­лонов, стереотипов, которые в последнее время рас­сматриваются в контексте психосемантики. Во многих исследованиях этого направления указывается на регу­лирующую роль когнитивных, прототипных схем в об­щении. Г. М. Андреева подчеркивает, что в социально-перцептивной деятельности особая роль принадлежит стереотипам восприятия. «Возникнув как «продукт» в этой сфере, стереотипы в дальнейшем сохраняются как некий эталон, существующий вне породившей их основы, непосредственно включенный в совместную дея­тельность и в определенном смысле ее направляющий» (131. С. 16).

В ряде исследований осуществлен структурный под­ход к изучению эталонов, стереотипов и на его основе определены типы связей между семантическими эле­ментами, образующими их структуру. Эти работы по­казали, что знания о другом человеке систематически обобщаются, превращаются в весьма устойчивую сис­тему, что «ядром» этих структур являются представле­ния о внешности человека, его поведении (162).

При всей значимости этих работ для теоретическо­го и практического осмысления влияния «продуктов» социально-перцептивной деятельности на процесс об­щения, они не могут в полной мере заменить иссле­дование, в котором бы ставилась задача изучения интерпретационных схем в связи с невербальным по­ведением. Как известно, невербальные средства обще­ния являются первым средством установления контак­та, идентификации окружающих людей, в связи с чем они уже на ранних этапах онтогенеза включаются в социально-перцептивные образования, и, как можно предполагать, их смыслы и значения становятся «яд­ром» образов и понятий о другом человеке. По метко­му выражению В. Н. Панферова, они являются «пуско­вым» механизмом всего социально-перцептивного процесса.

В основе интерпретации, о чем свидетельствуют ра­боты В. Н. Панферова, лежит характерная структура личности, которая принята в общей психологии, следо­вательно, она опредяляет структуру и содержание ин­терпретационных схем. Вместе с тем в ситуации обще­ния объем интерпретационных схем выходит за ее пределы и захватывает социально-психологические ха­рактеристики личности, контекст взаимодействия. Правомерность рассмотрения интерпретационных схем, как состоящих из психологических и социально-психоло­гических характеристик личности и группы, подтверждается особенностями самого невербального поведения. Оно является показателем не только психологических, но и социально-психологических характеристик личности и общения, его превращение в знак определенных явле­ний зависит от различных переменных общения, в том числе от отношений и взаимоотношений партнеров.

Таким образом, в психологии, в частности в психо­логии межличностного общения, феномен «интерпре­тация» рассматривается в нескольких планах: 1) как структурный элемент понимания, как его этап, когда речь идет об интерпретации поведения и определении на ее основе особенностей личности партнера; 2) как механизм социальной перцепции в контексте исследо­вания атрибутивных процессов; 3) как образ-представ­ление, интерпретационная гипотеза, интерпретацион­ная установка, интерпретационная схема, когда речь идет о результатах интерпретационных процессов.

Интерпретация в общении наделяется функцией ре­гуляции поведения и, благодаря ее результатам, функци­ей регуляции межличностного познания. Структурным и содержательным аспектам интерпретации отводится роль фактора адекватного понимания личности партне­ра. Существенными чертами интерпретации в межлич­ностном общении являются: «пристрастность», зависи­мость ее содержания от компонентов общения и совместной деятельности; связь результатов интерпрета­ции с отношением к партнеру; актуализация интерпре­тационной деятельности субъектов в момент возникно­вения коммуникативной задачи, проблемы; зависимость интерпретационных процессов от сложившихся у субъек­та «концептуальных», интерпретационных; ограничен­ность содержания интерпретации особенностями объек­та восприятия и интерпретационными возможностями субъекта познания

Самостоятельным вопросом для психологии межлич­ностного общения является вопрос о связи интерпрета­ции, понимания с такими явлениями, как «вживание», сопереживание, эмпатия, «моторное подражание» Эти явления довольно часто трактуются как чувственное понимание, как способность одного человека откликать­ся на переживания другого. Но наличие «вчувствования», «моторного подражания» или «горячей эмпатии» в момент восприятия еще не означает, что субъект при­ступил к интерпретационной деятельности. Обоснова­нием для такого вывода служат идеи М. М. Бахтина об этапах понимания. «Пусть передо мною находится че­ловек, переживающий страдание, — пишет М. М. Бах­тин. — ... Первый момент... вживание: я должен пере­жить — увидеть и узнать то, что он переживает, стать на его место, как бы совпасть с ним... Я должен усво­ить себе конкретный жизненный кругозор этого чело­века так, как он его переживает; в этом кругозоре не окажется целого ряда моментов, доступных мне с мое­го места: так, страдающий не переживает полноты сво­ей внешней выраженности, переживает ее лишь час­тично, и притом на языке внутренних самоощущений, он не видит страдальческого напряжения своих мышц, всей пластически законченной позы своего тела, экс­прессии страдания на своем лице... Во время вживания я должен... использовать их лишь как указание, как технический аппарат вживания; их внешняя выражен­ность — тот путь, с помощью которого я проникаю внутрь его и почти сливаюсь с ним изнутри». Что еще необходимо для понимания другого человека? По мне­нию М. М. Бахтина, «за вживанием должен следовать возврат себя, на свое место, вне страдающего, только с этого места материал вживания может быть осмыслен... если бы этого возврата не происходило, имело бы мес­то... переживание чужого страдания как своего соб­ственного, заражение чужим страданием, не более» (19. С. 25). Таким образом, вживание через выразительное поведение личности, говоря словами М. М. Бахтина, — это путь к проникновению в ее психический мир, это начальный этап понимания. Следует иметь в виду, что моменты «вживания» и «возврата» себя как этапы по­нимания не следуют друг за другом в хронологическом порядке. В живом общении они тесно переплетаются. Но собственно понимание возникает тогда, когда чело­век отчуждается от своего партнера, видит в нем про­блему, задачу, решаемую с определенных позиций.

Представление об интерпретации как мыслительном процессе, направленном на реконструкцию не всегда очевидных психологических и социально-психологичес­ких значений, смыслов невербального поведения, на установление связей между ним и психологическими, социально-психологическими характеристиками лично­сти, группы соответствует когнитивному уровню интер­претации, включающему эмоциональные компоненты. Вербальное означивание невербального поведения в терминах психологических и социально-психологичес­ких характеристик личности и группы является одним из проявлений в общении этого уровня интерпретации. Анализ интерпретации и интерпретационных схем по­средством вербальных значений соответствует также признанному в отечественной психологии факту о том, что собственно человеческое восприятие, осуществля­емое на базе социально выработанных эталонов, суще­ствует прежде всего на базе языка. Словесные обозна­чения в интерпретации нужно понимать не как отдельный от нее процесс, а как процесс, включенный в интерпретационную деятельность.

В настоящее время также обсуждается в психологии такое явление, как «языковое сознание», которое опре­деляется как близкое к понятию «образ мира» и наде­ляется иерархической и динамической структурой, опосредованной значениями, когнитивными схемами, и поддающейся сознательной рефлексии. Вместе с тем нельзя не отметить и тот факт, что вербализация смыс­лов и значений зависит от уровня развития языковых способностей субъекта, его вербального репертуара. Не менее важным является и то, что тезаурус психологи­ческих значений невербального поведения формирует­ся в обыденном общении и отражает уровень обыденного сознания. Полностью преодолеть влияние этих факторов на процедуру вербального означивания свя­зей невербального поведения с психологическими ха­рактеристиками личности и группы практически невоз­можно. Данная проблема является не только проблемой психологии межличностного общения.

При всей очевидности и возможности изучения ин­терпретации на основе вербальных значений следует также помнить об особенностях самого невербального поведения. В предыдущих главах книги мы уже отме­чали, что значительная часть невербального поведения трудно переводится в код любого языка без потери его смысла для партнеров. В общении невербальное пове­дение, становясь объектом анализа партнеров, получа­ет многозначную трактовку, охватывающую различные личностные и групповые характеристики. В свою оче­редь, вербальные значения представляют не только со­циально-фиксированные формы знания, но и особен­ности индивидуального сознания. Все это требует разработки специальных методов исследования интер­претации невербального поведения в межличностном общении.

Малоизученным вопросом, представляющим самосто­ятельный интерес, является также вопрос о включении в содержание интерпретации невербального поведения так называемых «ситуативных ключей». Н. Фрийда (230), рассматривая этапы распознания (интерпретации) не­вербального поведения, пришла к выводу, что процесс понимания включает момент идентификации, опреде­ление значения наблюдаемого невербального поведе­ния. Поиск значения может осуществляться посред­ством анализа ситуации, ожидаемого действия партнера, на основе переживаний того человека, кото­рый воспринимает психическое состояние другого. Об­ращение субъекта к анализу ситуации общения объясняется Н. Фрийдой тем, что ему необходимы определенные «опоры» тогда, когда трудно подобрать к невербальному поведению его психологическое значение. Введение второго вида идентификационной ре­акции (ожидаемые действия) объясняются ею тем, что экспрессивные движения представляют собой начало или подготовку эмоционального поведения, поэтому по­нимание состояний может основываться на предвосхи­щении или ожидании этого действия, вызванного опре­деленным состоянием (гнев — атака). Наличие третьего типа идентификационной реакции (опыт переживаний субъекта интерпретации) объясняется Н. Фрийдой тем, что человек может представить себе чувства другого, «принять» чужое состояние, изобразить его с помощью моторики. К этому виду идентификационной реакции она относит все виды сопереживания.

Н. Фрийдой сформулировано важное положение о взаимодействии объективных и субъективных факто­ров в идентификационных процессах. Она считает, что понимание, интерпретация (идентификация) должны начинаться с ясного представления о том, что имеется в виду под гневом, страхом, презрением, и представлять последовательность определенных действий: вначале «генеральное» опознание образцов невербального по­ведения, затем их детализация на основе ситуативных «ключей» с привлечением определенных способов идентификации. Из работы Н. Фрийды следует, что акт понимания может завершаться не только категоризаци­ей, семантизацией психологических особенностей не­вербального поведения, но и определением ситуации, стимулов и других атрибутов общения.

Идеи Н. Фрийды находят подтверждение в много­численных современных исследованиях по невербаль­ному общению. Их эвристичность обусловлена тем, на наш взгляд, что в межличностном взаимодействии парт­неры вынуждены обращаться к различным «ситуатив­ным ключам» в момент интерпретации невербального поведения не только потому, что оно трудно поддается вербализации, но и потому, что общение и невербальное поведение взаимосвязаны, что наблюдаемое, интерпретируемое невербальное поведение есть результат взаи­модействия личности субъекта и ситуации общения.

Исходя из вышесказанного, можно ожидать, что на­ряду с вербальными значениями невербального поведе­ния в структуру интерпретации будут входить различ­ные характеристики ситуации общения, что они могут образовывать устойчивые связи с определенными фор­мами невербального поведения и их значениями.

Представления об интерпретации, изложенные выше, необходимо соотносить с особенностями самого невер­бального поведения (целостность, вариабельность, из­менчивость его элементов в конкретных условиях обще­ния, отсутствие жестких связей с психологическими и социально-психологическими характеристиками лично­сти и группы, сложность и специфичность невербаль­ного кода, его многозначность). Интерпретация в свя­зи с этими особенностями невербального поведения предстает как творческий, мыслительный процесс, на­правленный на выявление и реконструкцию его не все­гда очевидных психологических смыслов и значений, на установление связей между ним и психологическими, социально-психологическими характеристиками лично­сти и группы. Интерпретация невербального поведения в психологическом и социально-психологическом пла­нах многозначна.

В межличностном общении использование субъек­том вербальных значений невербального поведения в терминах различных психологических и социально-пси­хологических характеристик личности и группы явля­ется проявлением интерпретации. В результате процес­сов интерпретации у субъектов общения образуются интерпретационные схемы невербального поведения. Их эмпирическим показателем являются вербальные психологические значения невербального поведения, взаимосвязь между которыми отражает структуру ин­терпретационных схем. Содержание, структура интер­претационных схем раскрывается посредством соответ­ствия психологических значений невербального поведения определенному кругу психологических и соци­ально-психологических явлений. На операциональном уровне структура и содержание интерпретационных схем может быть представлена в виде «полей» вербальных пси­хологических значений невербального поведения.

Исходя из особенностей интерпретации в общении, а именно из связи ее содержания с психологической струк­турой личности, можно считать, что структура интерпре­тационных схем («поле» значений) состоит из значений основных психологических и социально-психологических характеристик личности и группы, включает психологи­ческие значения, фиксирующие отношение субъекта к объекту восприятия. Количественно-качественные харак­теристики интерпретационных схем зависят также от индикативно-коммуникативных функций различных видов невербального поведения и его элементов.

В непосредственном общении формально-содержа­тельные характеристики интерпретации отличаются динамичностью, изменчивостью, так как одновремен­но детерминированы личностью субъекта невербально­го общения, ситуацией общения, количественно-каче­ственными характеристиками интерпретационных схем. Влияние этих факторов наблюдается через «фе­номен подвижности иерархических связей между психологическими и социально-психологическими смыслами и значениями невербального поведения», образующими ядро интерпретационных схем и резуль­татов интерпретационной деятельности субъектов общения.

Интерпретационные схемы актуализируются в мо­мент возникновения интерпретационной деятельности, в ситуациях, включающих проблему, коммуникатив­ную, социально -перцептивную задачу, они отражают интерпретационные возможности личности, и тип ин­терпретационной схемы оказывает влияние на успеш­ность решения этих задач, на адекватность понимания, i на выбор «нужного» значения из всего «поля» психо­логических значений невербального поведения.

Несовпадение между интерпретацией и понимани­ем не всегда является помехой на пути решения задач общения и коммуникации. Но если учесть то, что в общении присутствует всегда элемент неопределенно­сти, то правомерно говорить о необходимости и полез­ности (до известного предела) этого несовпадения. Оно является одним из условий творчества в общении, про­явления способности к точному пониманию событий.

Таким образом, сформировавшиеся у человека ин­терпретационные схемы — это результат всей социаль­но-перцептивной деятельности субъекта, можно ска­зать, всего его жизненного пути. Поэтому на основе структуры и содержания интерпретационных схем воз­можно изучение самой личности и выявление типов межличностного познания невербального поведения, личности.

Понятно, что условия формирования одного челове­ка отличаются от условий становления и развития дру­гого как субъекта общения и на этот процесс оказыва­ет влияние ряд факторов. Безусловно и то, что объектные и субъектные характеристики самой соци­ально-перцептивной деятельности, опосредованные общением и совместной деятельностью, также влияют на структуру и содержание интерпретационных схем, отражаются в них, определяют круг адекватно понима­емых психологических и социально-психологических характеристик личности. Именно поэтому для более полного проникновения в природу иерархии психоло­гических смыслов и значений невербального поведения необходимо знание о роли ряда переменных общения, индивидно-личностных характеристик субъектов обще­ния, обусловливающих содержание интерпретации, актуализирующихся в общении интерпретационных схем, а также детерминирующих решение определен­ных социально-перцептивных задач, связанных с невер­бальным поведением личности и группы. В этой связи появляется необходимость в уточнении факторов, ко­торые в первую очередь будут влиять на структуру и содержание актуализирующихся в общении интерпре­тационных схем и на адекватность решения социально-перцептивных задач.

Выше было отмечено, что в поисках ответа на вопрос, что же определяет успешность распознания, интерпрета­ции невербального поведения, было выполнено огромное количество исследований, особенно в англо-американ­ской психологии. При всем многообразии работ, направ­ленных на поиски факторов, опосредующих интерпрета­цию, понимание невербального поведения, сложился ряд ограничений, затрудняющих их систематизацию. Первое из них мы назвали бы «индивидуалистической» редукци­ей: в качестве стимульного материала в исследованиях используются, главным образом, отдельные элементы невербального поведения и практически не применяет­ся невербальная интеракция, невербальное поведение группы, что приводит к формированию багажа знаний о том, что влияет на процессы интерпретации поведе­ния одного человека, и не позволяет сделать выводы о том, как же будет развиваться процесс понимания, ин­терпретации, если в качестве объекта восприятия выс­тупит группа лиц. Второе ограничение обозначено мно­гими исследователями как «лингвоцентризм», смысл которого в придании невербальному поведению стату­са лингвистической системы, соответствующей вер­бальному языку. При таком подходе к невербальному поведению проблема понимания, интерпретации сво­дится к вопросу о возможности кодирования — деко­дирования невербальных сигналов, к составлению ка­талогов кодов, «паттернов» невербального поведения, соответствующих тем или иным состояниям, отноше­ниям личности. Процесс интерпретации сводится к за­учиванию различных комплексов движений и их зна­чений. В-третьих, наблюдается «психологическая» редукция, смысл которой в поиске исследователями только собственно психологического содержания ин­терпретации невербального поведения (эмоции, состоя­ния) и в недостаточном внимании к невербальному поведению, как показателю социально-психологических свойств личности и всего процесса общения. В-четвер­тых, вследствие первых трех ограничений существует «социально-перцептивная» редукция, заявляющая о себе в сведении процесса интерпретации невербального по­ведения к установлению жестких связей между эмоци­ями и мимикой, между эмоциями и позой и т. д.

В-пятых, основные характеристики процессам ин­терпретации и понимания приписываются, исходя из работ, исследующих познавательную сферу личности в контексте предметной деятельности, несмотря на дав­но установленный факт несовпадения закономерностей развития познавательной сферы личности, опосредо­ванной предметной деятельностью, и особенностей функционирования процессов интерпретации в облас­ти общения, межличностного познания. Еще одно огра­ничение связано с методическим инструментарием, с отсутствием исследований, в которых бы изменялись социально-перцептивные задачи в соответствии с фор­мальными, содержательными, функциональными ха­рактеристиками невербального поведения и предпола­гались бы различные способы их решения. Кроме этого, наблюдается преимущественное изучение влияния од­них факторов по сравнению с другими на успешность интерпретации, понимания невербального поведения (таких, как пол, возраст, профессия, характерологичес­кие особенности). Фактически отсутствуют работы, в которых бы в качестве детерминанты успешной интер­претации, понимания рассматривались бы установки, определяющие превращение определенных невербаль­ных сигналов в объект интерпретации. Иными слова­ми, в исследованиях не придается особого значения базовому фактору социально-перцептивной деятельно­сти — установке, следовательно, механизмам формиро­вания готовности к интерпретации невербального по­ведения, включающей когнитивные, эмоциональные и поведенческие компоненты и базирующейся на всех составляющих общения, в том числе на имеющемся

социально-психологическом опыте и определенном уровне развития способности к точному пониманию невербального поведения.