Способы компенсации когнитивных и мнемических трудностей в пожилом возрасте

Особую группу исследований и обсуждений составляет проблема мудрости как когнитивного свойства, в основе которого лежит кристаллизованный, культурно-обусловленный интеллект, связанный с опытом и личностью человека. Когда говорят о мудрости, имеют в виду прежде всего способность взвешенных суждений по практиче­ским неясным вопросам жизни.

Основные свойства мудрости, согласно П. Балтесу¹:

— это решение важных и сложных вопросов (часто это вопросы о смысле жизни);

— исключительно высокий уровень знаний, советов и суж­дений;

— необычайно широкие, глубокие и сбалансированные знания, которые могут применяться в особых ситуациях;

— это сочетание ума и добродетели (характер), которое может быть использовано ради личного благополучия и для пользы челове­чества;

— хотя достижение мудрости нелегко, распознают ее большин­ство людей без труда.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ:

1. В чем заключается комплексный подход к пониманию феномена старе­ния и старости?

2. Перечислите известные вам стереотипы в отношении старости. Поду­майте, исходя из собственного жизненного опыта, можно ли оспорить некоторые из них?

3. В чем состоит актуальность геронтопсихологии как самостоятельного раздела психологии развития?

4. В чем, на ваш взгляд, заключаются достоинства и ограничения различ­ных теорий старости? ,

5. Каковы основные психологические изменения в старости?

6. Какие стратегии (типы) старения выделяют?

7. Какова роль личностного фактора в процессе старения? Связаны ли когнитивные изменения в старости с особенностями личности?

8. В чем особенности социальной ситуации развития в пожилом возрасте?

9. Обозначьте тенденции изменения деятельности на протяжении периода старости.

10. Жизненная мудрость рассматривается как центральное новообразова­ние старшего возраста. Покажите единство и взаимосвязь когнитивных и личностных аспектов этого психологического образования.

ЗАДАНИЕ 1

Проанализируйте отрывки из повести И.А. Бунина «Деревня», выделяя возрастно-психологические особенности главного героя:

— приведите признаки возрастного кризиса героя;

— как предстает прошлое в его воспоминаниях;

— какие переживания характеризуют внутренний мир героя в настоящий момент;

— какие варианты перспективы будущего Тихона Ильича вы можете пред­ставить?

«Он жадно хлебал с блюдечка горячий чай, сосал, держа на языке, кусочек са­хару. Он рассеянно и подозрительно покосился, хлебая чай, на простенок, на му­жика в желтом кафтане, на карточки в рамках из раковин и даже на иерея в муаро­вой рясе.

«Не до леригии нам, свиньям!»—подумал он и, как бы оправдываясь перед кем-то, грубо прибавил: — Поживи-ка у деревни, — похлебай-ка кислых щей!

Косясь на иерея, он чувствовал, что все сомнительно... даже, кажется, и обыч­ное благоговение его к этому иерею... сомнительно и не продумано. Если подумать хорошенько... Но тут он поспешил перевести взгляд на московский кремль.

— Срам сказать,—пробормотал он. — В Москве сроду не бывал!

Да, не бывал. А почему? Кабаны не велят! То торгашество не пускало, то по­стоялый двор, то кабак. Теперь вот не пускают жеребец, кабаны. Да что - Москва! В березовый лесишко, что за шоссе, и то десять лет напрасно прособирался. Все наде­ялся как-нибудь урвать свободный вечерок, захватить с собой ковер, самовар, поси­деть на траве, в прохладе, в зелени — да так и не урвал... Как вода меж пальцев, скользят дни, опомниться не успел — пятьдесят стукнуло, вот-вот и конец всему, а давно ли, кажись, без порток бегал? Прямо вчера!

Неподвижно смотрели лица из рамок-раковинок. Вот на полу (посреди густой ржи) лежат двое — сам Тихон Ильич и молодой купец Ростовцев — и держат в руках стаканы, ровно до половины налитые темным пивом... Какая дружба завязалась было между Ростовцевым и Тихоном Ильичем! Как запомнился тот серый масленич­ный день, когда снимались! Но в каком году это было? Куда исчез Ростовцев? Те­перь нет даже уверенности, жив он или нет...

<...> Смеркалось, гряды сплошных облаков синели, холодели, дышали зимою. Грязь густела. Спровадив Макарку, Тихон Ильич потопал озябшими ногами по крыльцу и пошел в горницу. Там он, не раздеваясь, сел на стул возле окошка, закурил и опять задумался. Вспомнились лето, бунт, Молодая, брат, жена... и то, что еще до сих пор не платил по квиткам за рабочую пору. Был у него обычай затягивать плате­жи. Девки и ребята, ходившие к нему на поденщину, по целым дням стояли осенью у его порога, жаловались на самые крайние нужды, раздражались, говорили иногда дерзости. Но он был непреклонен. Он кричал, призывая бога во свидетели, что у него «во всем доме две трынки, хоть обыщи» — и вывертывал карманы, кошелек, в при­творном бешенстве плевал, как бы пораженный недоверием, «бессовестностью» про­сителей... И нехорошим показался ему этот обычай теперь. Беспощадно строг, холо­ден был он с женой, чужд ей на редкость. И вдруг и это поразило его: боже мой, да ведь он даже понятия не имеет, что она за человек! Чем она жила, что думала, что чувствовала все эти долгие годы, прожитые с ним в непрестанных заботах?

Он кинул папиросу, закурил другую... Ух, и умен эта бестия, Макарка! А раз умен, разве не может он предугадать — кого, что и когда ждет! Его же, Тихона Иль­ича, ждет непременно что-нибудь скверное. Ведь уже не молоденький! Сколько его сверстников на том свете! А от смерти да старости — спасенья нет. Не спасли бы и дети. И детей бы он не знал, и детям был бы чужой, как чужд он всем близким - и живым и умершим. Народу на свете — как звезд на небе; но так коротка жизнь, так быстро растут, мужают и умирают люди, так мало знают друг друга и так быстро за­бывают все пережитое, что с ума сойдешь, если вдумаешься хорошенько! Вот он да­веча про себя сказал: Мою жизнь описать следует...

— А что описывать-то? Нечего. Нечего или не стоит. Ведь он сам почти ничего не помнит из этой жизни. Совсем, например, забыл детство: так, мерещится порой день какой-нибудь летний, какой-нибудь случай, какой-нибудь сверстник... Кошку чью-то опалил однажды — секли. Плетку со свистулькой подарили — и несказанно обрадовали. Пьяный отец подозвал как-то,— ласково, с грустью в голосе:

— Поди ко мне, Тиша, поди, родной! И неожиданно сгреб за волосы... Если б жив был теперь шибай Илья Миронов, Тихон Ильич кормил бы старика из милости и не знал бы, едва замечал его. Ведь было же так с матерью, спроси его теперь: пом­нишь мать? — и он ответит: помню какую-то гнутую старуху... навоз сушила, печку топила, тайком пила, ворчала... И больше ничего» {Бунин И.А. Деревня. Челя­бинск, 1976. С. 61-63, 66-68).

ЗАДАНИЕ 2

Охарактеризуйте тип личности и тип старости героини рассказа Т. Толстой «Милая Шура», обоснуйте свое мнение ссылками на текст.

«В первый раз Александра Эрнестовна прошла мимо меня ранним утром, вся залитая розовым московским солнцем. Чулки спущены, ноги — подворотней, черный костюмчик засален и протерт. Зато шляпа!.. Четыре времени года — бульденежи, ландыши, черешня, барбарис — свились на светлом соломенном блюде, пришпилен­ном к остаткам волос вот такущей булавкой! Черешни немного оторвались и деревян­но постукивают. Ей девяносто лет, подумала я. Но на шесть лет ошиблась. Солнеч­ный воздух сбегает по лучу с крыши прохладного старинного дома и снова бежит вверх, вверх, туда, куда редко смотрим — где повис чугунный балкон на нежилой вы­соте, где крутая крыша, какая-то нежная решеточка, воздвигнутая прямо в утреннем небе, тающая башенка, шпиль, голуби, ангелы, — нет, я плохо вижу. Блаженно улы­баясь, с затуманенными от счастья глазами движется Александра Эрнестовна по сол­нечной стороне, широким циркулем переставляя свои дореволюционные ноги. Слив­ки, булочка и морковка в сетке оттягивают руку, трутся о черный, тяжелый подол. Ветер пешком пришел с юга, веет морем и розами, обещает дорогу по легким лестни­цам в райские голубые страны. Александра Эрнестовна улыбается утру, улыбается мне. Черное одеяние, светлая шляпа, побрякивающая мертвыми фруктами, скрыва­ются за углом.

Потом она попадалась мне на раскаленном бульваре — размякшая, умиляю­щаяся потному, одинокому, застрявшему в пропеченном городе ребенку — своих-то детей у нее никогда не было. Страшное бельишко свисает из-под черной замурзанной юбки. Чужой ребенок доверчиво вывалил песочные сокровища на колени Александре Эрнестовне. Не пачкай тете одежду. Ничего... Пусть.

Я встречала ее и в спертом воздухе кинотеатра (снимите шляпу, бабуля! ничего же не видно!). Невпопад экранным страстям Александра Эрнестовна шумно дыша­ла, трещала мятым шоколадным серебром, склеивая вязкой сладкой глиной хрупкие аптечные челюсти.

Наконец она закрутилась в потоке огнедышащих машин у Никитских ворот, за­металась, теряя направление, вцепилась в мою руку и выплыла на спасительный беper, на всю жизнь потеряв уважение дипломатического негра, залегшего за зеленым стеклом низкого блестящего автомобиля, и его хорошеньких кудрявых детишек. Негр взревел, пахнул синим дымком и умчался в сторону консерватории, а Александра Эрнестовна, дрожащая, перепуганная, выпученная, повисла на мне и потащила меня в свое коммунальное убежище — безделушки, овальные рамки, сухие цветы, — ос­тавляя за собой шлейф валидола.

Две крошечные комнатки, лепной высокий потолок; на отставших обоях улыба­ется, задумывается, капризничает упоительная красавица — милая Шура, Александ­ра Эрнестовна. Да, да, это я! И в шляпе, и без шляпы, и с распущенными волосами. Ах, какая... А это ее второй муж, ну а это третий — не очень удачный выбор. Ну что уж теперь говорить... Вот, может быть, если бы она тогда решилась убежать к Ивану Николаевичу... Кто такой Иван Николаевич? Его здесь нет, он стиснут в альбоме, распялен в четырех картонных прорезях, прихлопнут дамой в турнюре, задавлен какими-то недолговечными белыми собачками, подохшими еще до японской войны. Садитесь, садитесь, чем вас угостить?.. Приходите, конечно, ради бога, приходите! Александра Эрнестовна одна на свете, а так хочется поболтать!» (Толстая Т.Н. Ми­лая Шура // Любишь — не любишь: Рассказы. М., 1997. С. 42).

ЗАДАНИЕ 3

Каково отношение героя А. де Сент-Экзюпери к физиологическим особен­ностям старения?

О каком психологическом новообразовании старости идет речь в дан­ном отрывке?

«...Волны памяти бередят сознание, омывают пережитым, приносят и уносят воспоминания, но переживания уже оставили сердце... Меня утешили за то, что я со­старился, за то, что стал раскидистым деревом с узловатым стволом и морщинистой корой, которую так трудно поранить, за то, что от пергамента моих пальцев веет за­пахом времени, будто я успел сбыться. Вот оно, мое утешение: я подумал, что нет больше тирана, который устрашил бы меня, старика, запахом пытки — у пытки запах кислого молока — ничего не изменить тирану в том, что уже состоялось, какова бы ни была моя жизнь, она уже есть у меня, она позади, словно плащ, и держится на тонкой тесемке. Люди уже запомнили меня, и отрекайся — не отрекайся — ничего уже не изменишь.

Утешало меня и то, что вскоре я избавлюсь от своих тягостных пут, мне каза­лось, что я уже обменял заскорузлую плоть на легкие неосязаемые крылья. Будто разрешился от времени самим собой и гуляю наконец подле ангела, которого искал так долго. Словно сбросил старую оболочку и снова стал юнцом. Но не порывы, не желания сопутствуют моей юности — безмятежная ясность. Моя юность тяготеет к вечности, а не к сумятице жизни. Новая моя юность была пространством и време­нем. Мне показалось, я стал вечным» (Сент - Экзюпери А. де. Цитадель // Собр. соч.: В 3 т. Т. 2. М., 2002. С. 131-132).

Дополнительная литература:

Александрова М.Д. Проблемы социальной и психологической геронтологии. Л., 1974.

Бороздина А.В., Молчанова О.В. Особенности самооценки в позднем возрасте // Вестник МГУ. Сер. 14. Психология. 1988. № 1. С. 23-41.

Бороздина Л.В., Спиридонова И.А. Возрастные изменения временной транспективы субъекта // Психологический журнал. 1998. № 2. Грегор О. Жить, не старея. М., 1992.

Кемпер И. Легко ли не стареть? М., 1996.

Пожилые люди - взгляд в XXI век / Под ред. З.М. Саралиевои. Н. Новгород 2000.

Психология старости и старения: Хрестоматия / Сост. О.В. Краснова, А.Г. Лидерс. М., 2003.

Bromley D.B. Human ageing: An introduction to gerontology. Harmondswortn: Penguine, 1988.

Schaie K.W. The Seatle Longitudinal Study: A 21-year exploration of psychometric intelligence in adulthood // Schaie K.W. (ed.). Longitudinal Studies of Adult Psychological Development. New York: Guilford Press, 1983. P. 64-135.