Внимание в свете представлений о структуре и механизмах деятельности.

В отечественной психологии исследования внимания с давних пор велись в контексте изучения деятельности. Неразрывная связь этих двух понятий очевидна даже на первый взгляд, и связывает их категория активности.

Деятельность — всегда активность человека (лат. activus — деятельный), побуждаемая и направляемая его мотивами. В соответствии со своими мотивами человек ставит цели, которые впоследствии достигает.

Внимание, прежде всего произвольное, потому и стало «первым признаком, отличающим когнитивную психологию от классического бихевиоризма»', что за ним стоит активность человека, заключающаяся в выборе предмета познавательной или практической деятельности. В работах классиков психологии сознания — В. Вундта и У.Джемса — этот выбор предстает как акт свободной воли (см. разд. 2.1). Такой акт никак не вписывается в традиционную для бихевиоризма схему «стимул -> реакция»: реакция зависит от того, обратит ли человек внимание на стимул и что именно в стимуле привлечет его внимание.

Однако в связи с этим очевидным, казалось бы, родством понятий возникает еще больше вопросов. Прежде всего это вопрос о том, как соотносятся внимание и деятельность. Можно ли говорить о внимании как отдельной деятельности? Для представителя деятельностного подхода в психологии это означает возможность выделения и изучения структуры данной деятельности, а именно: отдельных действий и операций внимания. Или внимание — только лишь сторона, проявление (как в сознании, так и в продуктах) любой направленной деятельности?

Подобные вопросы приводят к особой постановке проблемы существования внимания (см. Введение). Ее полярные теоретические решения вновь сводятся к различию между «теориями причины» и «теориями эффекта» в психологии внимания, но выглядят теперь следующим образом.

• Можно выделить и рассматривать особую деятельность внимания наряду с перцептивной, мыслительной, мнемической деятельностью. В этом случае внимание — причина продуктивности тех видов деятельности, в осуществлении которых оно участвует.

• Процесс, который мы называем «вниманием», находится на особом положении в системе познавательной деятельности человека и может быть рассмотрен скорее как свойство, атрибут любой другой деятельности (например, восприятия, мышления, предметно-практической деятельности), как следствие ее организации. Человек внимателен к тому, по отношению к чему он деятелен. Здесь внимание — в чистом виде эаЬфект, продуктивное и феноменальное проявление той деятельности, которую осуществляет человек. Если обратиться к истории, то связь категорий деятельности и внимания была подчеркнута в 1930-е гг.

Он рассматривал внимание в качестве одного из проявлений активности личности и определил его как «направленность и сосредоточенность психической деятельности», где направленность — выбор определенной деятельности и поддержание этого выбора, а сосредоточенность — углубление в данную деятельность и отстранение, отвлечение от всякой иной деятельности. Таким образом, внимание определяется через деятельность, функционирует в ней (а не вне ее и не сверх ее, на чем настаивает Н.Ф.Добрынин) и отвечает за ее направление и удержание в определенном русле.

С позицией Н.Ф.Добрынина перекликается замечание другого отечественного психолога — Петра Ивановича Зинченко (1903 — 1969), который изучал связь организации деятельности и непроизвольного запоминания: «Несмотря на то, что природа внимания до сих пор продолжает обсуждаться в психологии, одно является несомненным: его функцию и влияние на продуктивность деятельности человека нельзя рассматривать в отрыве от самой деятельности» [36, 150]. Иначе говоря, изучать внимание следует исходя не из познающего субъекта и не из особенностей объекта внимания, а «из содержания деятельности, из той роли, которую оно в ней выполняет» (там же). Подобным подходом руководствовались и современники П. И. Зинченко, и те, кто обратился к проблеме внимания впоследствии.

Среди них особое место занимает П.Я. Гальперин [18]. В конце 1950-х гг. он четко сформулировал свое отношение к проблеме внимания: для него внимание — самостоятельная форма психической деятельности, особая «деятельность психического контроля», которая формируется на основе контрольной фазы любой деятельности1. П.Я. Гальперин находит и специфическое содержание деятельности внимания — «умственный контроль», что позволяет выделить и саму такую деятельность.

Один из создателей психологической теории деятельности — А. Н.Леонтьев — отдельно проблемой внимания не занимался, однако наметил и задал подходы к ее рассмотрению. По мнению А.Н.Леонтьева, если мы обратимся к кругу явлений внимания, прежде всего перцептивного, которое анализировалось в работах как классиков психологии сознания, так и современных исследователей внимания, то увидим, что «полнее, ближе и точнее эти своеобразные явления охватываются учением о восприятии, о перцептивной деятельности» [47, 231]. Следовательно, поняты они могут быть через анализ структуры (строения) и динамики (хода) этой деятельности. В свою очередь о строении и ходе деятельности мы можем судить как по ее продуктам, так и по объективным показателям, задающим внешнюю сторону деятельности.

Внимание как сторона деятельности

Разрабатывая это положение А.Н.Леонтьева, профессор МГУ Юлия Борисовна Гиппенрейтер [22] настаивает на необходимости анализа явлений внимания в трех планах (рис. 10.4, а), не ограничиваясь каким-либо одним из них.

. 1. Деятельность и ее уровневая структура: мотив, побуждающий и направляющий деятельность; цель, определяющая действие; операции, позволяющие достичь цели в данных условиях [46].

2. Сознание — совокупность явлений, задающих внимание по субъективному критерию, а также его субъективные эффекты: разделение сознания на фокус и периферию, субъективную ясность и отчетливость объекта внимания, переживание умственного усилия и др. , ,

3. Физиологические механизмы — «реализаторы и средства деятельности» [22, 168]. Обращаясь к их анализу, Ю. Б. Гиппенрейтер обогащает психологическую теорию деятельности идеями уровневой концепции построения движений [см. также 21; 23], которая была разработана Н.А.Бернштейном1.

Согласно концепции Н.А. Бернштейна, любое движение человека можно рассмотреть как процесс решения двигательной задачи в заданных условиях. Движение строится на нескольких уровнях, иначе говоря, обеспечивается несколькими «этажами» центральной нервной системы, от более простых и древних до более сложных, развитых только у человека. Всего Н.А.Бернштейн выделяет 5 таких уровней. Нижний уровень (автор обозначает его буквой А) участвует в любом движении и отвечает за поддержание тонуса мышц. Верхний (Е) участвует в осуществлении так называемых символических двигательных актов наподобие письма или речи, а в других двигательных актах обычно не востребован.

Практически в любом движении задействованы сразу несколько уровней, среди которых можно выделить ведущий уровень, соответствующии смыслу задачи, и нижележащие «фоновые» уровни, которые обеспе­

чивают отдельные аспекты ее выполнения и не связаны прямо с содержанием задачи.

Если задача требует не более чем точных и метких движений (как, например, в случае метания снежком в товарища), то ведущим станет уровень пространственного поля (С). Однако очевидно, что кинуть снежок расслабленной рукой невозможно (а значит, будет востребован и уровень А) и что для броска потребуется скоординированная работа отдельных мышц, за которую отвечает уровень синергии, или мышечно-суставных увязок (В). Если задача требует манипуляции с предметами (скажем, если нужно налить чай из чайника или пришить пуговицу, оторванную во время игры в снежки), то движение будет строиться на более высоком уровне — уровне предметных действий (D).

Процесс построения движения осуществляется циклически: на смену декартовой идее рефлекторной дуги в работах Н.А.Бернштейна приходит идея «рефлекторного кольца». По ходу осуществления движения оно корректируется как на ведущем, так и на фоновых уровнях в соответствии с задачей и с изменениями в окружающей среде. Коррекции осуществляются за счет того, что у человека есть информация о необходимых характеристиках движения, определяемых его программой, и информация о том, как движение осуществляется в данный момент. Эта идея сходна с представлением о циклической активности человека в процессе построения перцептивного образа, которое реализовано в модели «перцептивного цикла» У. Найссера .

Для Ю. Б. Гиппенрейтер наиболее важна идея о том, что смысловая структура решаемой человеком задачи определяет ее двигательный состав и тот ведущий уровень, на котором решение задачи будет выстраиваться и регулироваться при поддержке «фоновых» уровней. Несмотря на то что у Н.А. Бернштейна это всегда двигательная задача, в принципе она может быть и перцептивной . Для психолога, который обращается к работам Н.А. Бернштейна, принципиален прежде всего ход анализа — от задачи двигательного акта к его физиологическим механизмам (а не наоборот, что было характерно для классической физиологии).

Ю. Б. Гиппенрейтер определяет внимание как «феноменальное и продуктивное проявление работы ведущего уровня организации деятельности» [22, 172]. Иными словами, это характеристика всей функционально-физиологической системы деятельности, не элемент данной системы, но только проявление ее работы в сознании и в результатах деятельности, обеспечиваемое физиологическими механизмами. Внимания не существует как отдельной деятельности, мы не можем обнаружить его в форме отдельных действий, а все его проявления так или иначе связаны с целью и программой иных осуществляемых человеком целенаправленных действий.

Непроизвольное внимание, по мнению Ю. Б. Гиппенрейтер, связано с организацией поисковых действий, которые побуждаются неопредмеченн'ой познавательной потребностью. Ориентировочная реакция на новый неожиданный сильный стимул предстает здесь как длящийся процесс непроизвольного внимания — перцептивной деятельности, продуктом которой является более ясный и отчетливый образ объекта. Вероятнее всего, такой образ строится в результате циклического переобследования ситуации.

Произвольное перцептивное внимание — сторона целенаправленных перцептивных действий, которым предшествует заранее поставленная и удерживаемая перцептивная цель и которые в результате приводят к построению ясного и отчетливого образа целевого объекта. Еще в трудах У. Джемса появляется базовое представление о «преперцепции» как механизме произвольного внимания. В модели «рефлекторного кольца» Н.А. Бернштейна с «преперцептором» может быть сопоставлен механизм, содержащий информацию о требуемых характеристиках образа, которая подлежит сличению с актуальным положением дел. То же самое касается и произвольного исполнительного внимания, связанного с удержанием требуемого направления деятельности при наличии отвлекающих факторов.

Свойства внимания в рамках подобного подхода определяются через структуру деятельности. Направленность внимания задается целью осуществляемого перцептивного или исполнительного действия. Его переключаемость соотносится с легкостью смены актуальной направленности деятельности, изменения текущей цели и соответствующих ей процессов ведущего уровня организации деятельности.

Объем внимания — количество блоков, или «порций», программы на «задающем приборе» ведущего уровня, предельно допустимое число «единиц деятельности», размер которых может меняться по ходу ее освоения. Например, когда ребенок только учится читать, объем его внимания при взгляде на страницу текста измеряется в буквах. Для взрослого человека такими единицами будут уже слова и даже целые фразы, а ведущий уровень организации его деятельности — не анализ формы отдельных знаков (эта операция уходит на один из, «фоновых» уровней), а смысловой анализ более крупных элементов текста, соответствующих более крупным блокам выполняемой программы.

Степень внимания, связанная с субъективным переживанием усилия, соответствует степени загрузки ведущего уровня организации деятельности. К примеру, в искаженных или зашумленных условиях восприятия мы вынуждены осуществлять на ведущем уровне выделение и анализ информации, которая обычно автоматически анализируется «фоновыми» процессами. Поэтому, например, так сложно выполнять задачу вторения в условиях дихотического предъявления.

Феномены невнимания могут быть поняты через отсутствие необходимых в данный момент средств деятельности или неадекватность этих средств условиям осуществления деятельности.

С одной стороны, подобное часто наблюдается у детей: они невнимательны потому, что еще просто не умеют организовать собственную перцептивную, мнемическую и мыслительную деятельность1.

С другой стороны, «ошибки внимания» могут быть следствием дезорганизации деятельности или адресации «фоновым» уровням организации перцептивной деятельности того, что должно быть обработано на ведущем уровне. Яркий пример — «профессорская рассеянность». Когда ученый обдумывает решение некой научной задачи, внешние раздражители не достигают ведущего уровня организации его повседневных действий, скажем по приготовлению завтрака. Оттого и наблюдаются забавные ошибки, когда, например, в сковороду с яичницей вместо соли попадает сахар, а в чашку кофе вместо молока — средство для мытья посуды.

В исследовании С.Д.Смирнова2 [25; 70] было смоделировано в лабораторных условиях явление сродни профессорской рассеянности — постепенное поуровневое «снятие» регуляции решения зрительной задачи при усложнении параллельно решаемой умственной задачи. Испытуемый должен был решать мыслительную (математическую) задачу и одновременно следить за движущимся зрительным объектом.

В качестве «объекта внимания» выступал движущийся по экрану арифметический пример, записанный в столбик. Достигая одного края экрана, пример вновь появлялся с другой стороны. Участников эксперимента просили решить этот пример по алгоритму, который задавался перед началом предъявления. Сам пример мог быть более или менее сложным, а в качестве контрольного условия использовалась ситуация, когда испытуемый мог быть просто внимателен к задаче слежения: его просили фиксировать какую-либо деталь объекта и прослеживать изменение его положения на экране.

Когда умственная задача отсутствовала и не отвлекала внимания испытуемого, слежение за зрительным объектом осуществлялось с должной скоростью и на адекватном уровне построения движений глаз, с привязкой взгляда к пространственной позиции целевого объекта (уровень «пространственного поля», или уровень С по Н.А. Бернштейну).

Когда арифметическая задача становилась сложнее, испытуемый продолжал осуществлять слежение, сохраняя скорость движений глаз приблизительно равной скорости движения зрительного объекта. Однако пространственная привязка движений глаз к положению целевого объекта на экране нарушалась: объект уже не удерживался в центральном поле зрения, что соответствует функционированию более низкого уровня В (уровня синергии) по Н.А.Бернштейну.

При еще большем усложнении умственной задачи в решении задачи слежения сохранялось только направление движений глаз, соответствующее направлению движения объекта, однако движения глаз происходили уже без соответствия скорости объекта и без привязки к его пространственному положению. Задача слежения передавалась на еще более низкий уровень организации деятельности, а для стороннего наблюдателя испытуемый был просто менее внимателен в ее выполнении.

Точно так же мы поверхностно слушаем надоедливого собеседника, не вдаваясь в смысл его сообщения, когда нас занимают собственные мысли и проблемы. Наша неспособность воспроизвести впоследствии то, о чем он говорил, в соответствии с мнемическим критерием внимания может быть рассмотрена как следствие невнимательности к собеседнику. Но если мы обратимся к механизмам этой невнимательности, то за ней будет стоять, скорее всего, анализ и переработка сообщения собеседника на недостаточно глубоком уровне [144].

Внимание как отдельная деятельность

Согласно гипотезе Ю. Б. Гиппенрейтер, внимание — свойство или характеристика функционально-физиологической системы деятельности. Однако Внимание может быть рассмотрено как отдельный компонент этой системы — «акт, направленный на функционально-физиологическую систему деятельности», как особая деятельность со своим собственным содержанием и функциями. По мнению Ю. Б. Дормашева, который разрабатывает эту гипотезу [32], среди функций внимания как деятельности можно выделить следующие: актуализацию («запуск»), удержание, подавление, разрушение, преобразование (перестройку), построение функционально^физиологической системы (ФФС) деятельности.

Внимание выступает как отдельный исполнительный акт, возможно, с эффекторным механизмом наподобие того, который предложил Н.Н.Ланге (см. разд. 2.3.2). Функции его в каждой из возможных ситуаций зависят от характера задачи. Например, если человек решает задачу на бдительность, ожидая появления важного сигнала, то для эффективного решения этой задачи требуются только две первые из перечисленных функций внимания. Систему необходимо привести в состояние готовности («актуализировать») и удерживать в этом состоянии в течение максимально долгого времени. Если же необходимо выполнить несколько последовательных задач разного содержания, то при переключении между ними может потребоваться разрушение предыдущей ФФС и выстраивание новой.

Акт внимания, согласно данному подходу, может быть рассмотрен на каждом из уровней анализа деятельности, по А. Н.Леонтьеву, в соответствии с местом, которое этот акт занимает в структуре осуществляемой человеком деятельности.

Операции внимания соответствуют актам непроизвольного внимания. Подобно всем операциям, они могут быть как автоматическими, сложившимися в филогенезе, так и автоматизированными, сформированными в индивидуальном опыте. Примером первого типа операций может быть вынужденное внимание по классификации Н.Ф.Добрынина (см. разд. 1.5), а примером последнего — привычное внимание (в частности, профессиональное). Действия внимания соответствуют актам произвольного внимания. Их цель в общем виде — «быть внимательным» (применительно к поставленной задаче). На этой ступени акт внимания может быть осознан в виде чувства усилия, сопровождающего решение задачи, которая требует внимания.

Внимание как деятельность — такая же абстракция, как и «память как деятельность». Мнемическая деятельность в чистом виде, направляемая соответствующим «мнемическим мотивом» (когда запоминание осуществляется ради самого запоминания) наблюдается крайне редко. То же самое касается и «деятельности внимания». Однако если рассмотреть, к примеру, практику медитации как углубленного созерцания объекта вплоть до «растворения» в нем, можно предположить, что здесь внимание выступает именно как деятельность, а не только как отдельные действия или операции, встроенные в структуру другой деятельности.

Итак, в рамках психологической теории деятельности есть два ответа на вопрос, существует ли внимание как отдельный процесс. Согласно одному из них, внимание следует рассматривать как сторону любой направленной деятельности, а согласно другому — как самостоятельную деятельность, выступающую на разных уровнях анализа. Окончательный же выбор в пользу одной из гипотез едва ли возможен.

С одной стороны, развитие когнитивной психологии внимания неуклонно ведет к рассмотрению внимания как «совокупности механизмов, относящихся к решаемой задаче» [149], иными словами, как характеристики функциональной системы, выстроенной под решение задачи. Здесь не столь важно, заключается ли задача в регистрации поступающей информации, в ее анализе и опознании объектов, в отборе и определении приоритетов в потоке информации, требующей от человека ответного действия, или в чем-то еще. Такой подход, казалось бы, близок к рассмотрению внимания как особого аспекта осуществления деятельности, следствия ее смысловой структуры и ведущего уровня организации.

С другой стороны, выделение отдельных действий и операций внимания соответствует попыткам выявления специфических механизмов внимания за пределами системы переработки информации (таких, например, как распределение «ресурсов внимания» между отдельными блоками и процессами, торможение отображений отвлекающих стимулов или их характеристик и т.п.). Поэтому обе гипотезы ждут своей разработки и дальнейшего экспериментального обоснования.