5.1.1. Окуломоторные признаки

Около 300 лет назад известный английский философ, аббат Дж.Беркли писал о роли двигательного опыта человека (в том числе движений глаз) в зрительном восприятии пространства.

Исследованиями психологов и физиологов установлена роль движений глаз в восприятии удаленности объекта от наблюдателя и восприятии глубины. Их логика ясна и понятна: если движении глаз сопровождают наше восприятие, то не могут ли они как-то кодировать расстояние до объекта, т.е. быть признаками удаленности.

Аккомодация. Фокусировка оптической системы глаза на объект осуществляется посредством изменения кривизны хрусталика или аккомодации (рис. 66). Чем ближе расстояние до объекта, тем сильнее сокращается цилиарная мышца, пропорционально изменяя кривизну хрусталика. На расстоянии около 2—3 м и более эта мышца максимально расслаблена, на расстоянии 0,1—0,2 м — она максимально сокращена. Таким образом, в процессе фокусировки на объекте фиксации взора степень сокращения цилиарной мышцы может кодировать абсолютную удаленность данного объекта в пределах от 0,1 до 3 м. Как подчеркивает Дж.Хохберг, данный механизм не очень точный и не очень быстрый [166].

Конвергенция. В процессе восприятия происходят содружественные движения глаз, связанные с бинокулярной фиксацией взора на каком-либо объекте. Это так называемые вергентные движения глаз.

Процесс сведения оптических осей, сопровождающийся поворотом глазного яблока, называется конвергенцией, а разведение оптических осей — дивергенцией. Чем ближе объект фиксации, тем сильнее поворот глазного яблока внутрь (и сильнее напряжение внутренних прямых мышц глаз) и тем больше по величине угол конвергенции (рис. 67).

Подобный принцип оценки абсолютной удаленности объекта, пришедший из геодезии, называется триангуляцией. Он предполагает, что по степени сокращения мышц человек может оценивать угол конвергенции и, зная расстояние между глазами (он привык в этому расстоянию), может «рассчитать» расстояние до объекта, делая то, что в геометрии называют решением прямоугольного треугольника (рис. 68). А именно: по известной величине одного катета треугольника и двум его углам вычисляется второй катет.

Как показывают современные исследования, аккомодация и конвергенция не являются «сильными» зрительными признаками, т.е. не способны точно кодировать информацию об абсолютной и относительной удаленности воспринимаемых объектов. Тем не менее имеющиеся экспериментальные данные не вполне соответствуют друг другу и носят противоречивый характер. Это связано прежде всего с методической сложностью подобных исследований, поскольку при экспериментальном изучении влияния какого-либо одного зрительного признака очень сложно исключить влияние других.

Бинокулярный параллакс или бинокулярная диспаратность. При бинокулярном зрении всегда присутствует надежный зрительный признак (оптический по своей природе) относительной удаленности двух объектов — бинокулярный параллакс или диспаратность. Дело в том, что, в силу пространственной разнесенности наших глаз, монокулярные поля зрения значительно перекрываются, но проекции объектов, попавших в эту зону перекрытия, не являются идентичными. Когда мы конвергируем глаза на одном объекте (точке бификсации), то его проекции попадают на парные или корреспондирующие точки сетчаток (рис. 69). Однако все точки, расположенные дальше или ближе точки фиксации (на рис. 69 это точка Р), попадают на некорреспондирующие точки сетчатки, что является отражением диспаратности, т.е. факта попадания их проекций на непарные точки сетчаток. Диспаратность3 (D) измеряется разностью углов конвергенции на ближней и дальней точках, т.е. соответствует изменению угла конвергенции при переходе от точки бификсации (P) к другой точке (Q). Положительные значения диспаратности соответствуют тем случаям, когда точка фиксации расположена ближе к наблюдателю, отрицательные — когда дальше. Величина диспаратности пропорциональна величине отношения d/L2, т.е. она растет при увеличении относительной удаленности и резко падает при увеличении абсолютной удаленности (см. рис. 69).

Знакомый размер

Наши оценки абсолютной и относительной удаленности объектов непосредственно зависят от имеющихся у нас представлений о размерах этих объектов. Это базируется на простом допущении того, что если человек хорошо знаком с размерами какого-либо предмета, то, видя его на расстоянии, ему несложно сделать заключение о его реальных размерах, основываясь на своих воспоминаниях и соотнося их с угловыми размерами проксимального стимула (т.е. величиной сетчаточной проекции). Идея эта не новая, она высказывалась и Дж.Беркли, и Г.Гельмгольцем. В какой степени данная информация реально используется при построении пространственного зрительного образа — это вопрос конкретных экспериментальных исследований. Их общая схема такова: создается искусственная стимульная ситуация, при которой по возможности редуцируются все другие зрительные признаки удаленности и глубины, кроме знания испытуемого о размерах некоторого предмета. Результаты подобных опытов показывают, что знакомый размер как существенный признак работает лишь в обедненной сенсорной среде, т.е. при редукции или отсутствии других зрительных признаков [206]. В качестве примера приведем интересные результаты известных опытов американских психологов В.Иттельсона с игральными картами и В.Эп-

штейна с монетами [93].

Зрительное восприятие пространства: объектные признаки удаленности и глубины

К объектным зрительным признакам, несущим информацию об абсолютной и относительной удаленности объектов, мы относим те специфические характеристики оптической стимуляции, которые могут фиксироваться наблюдателем. Самым прямым и явным признаком удаленности воспринимаемого объекта служит размер его проекции на сетчатку наблюдателя: чем дальше расстояние до объекта, тем меньше угловой размер его проекции. Эта достаточно простая оптико-геометричекая истина выражает так называемый закон угла зрения. Тем не менее данные многочисленных экспериментов доказывают, что наше восприятие пространства основано не только и не столько на законе угла зрения, но и на многих других зрительных признаках, которыми изобилует попадающая на сетчатку оптическая информация.

Монокулярный параллакс движения

Как было показано выше, бинокулярный параллакс связан с небольшим различием в положении обоих глаз. При движениях головы или перемещении тела человека возникает значительный параллакс, связанный с этими движениями. Во время такого рода движений происходят закономерные перемещения проекций воспринимаемых объектов по сетчатке: когда мы смещаемся влево, все объекты движутся вправо, и наоборот (рис. 76).

Кроме того, угловые смещения проекций объектов зависят от их расстояния до наблюдателя: для ближних объектов перемещения по сетчатке меньше, чем для дальних. Это чисто оптико-геометрический эффект.

В поле нашего восприятии происходит то же самое: при осуществлении движения головой право или влево мы видим, что дальние и ближние объекты (зафиксируем их положение относительно некоторой точки фиксации, находящейся посередине) перемещаются в разных направлениях1. Еще раз подчеркнем, что про-

исходит реально (в оптико-геометрическом пространстве сетчатки), а что феноменально. Реально при движении человека отмечается различие направлений и скоростей перемещения ретинальных проекций ближних и дальних объектов. В пространстве нашего образа (феноменально) мы видим, что предметы, расположенные ближе и дальше от точки фиксации, перемещаются в разные стороны и с разной скоростью

Изобразительные зрительные признаки

Большая группа зрительных признаков получила свое название изобразительных в связи с тем, что еще со времен работ Леонардо до Винчи они получили широкое использование у художников как средство для передачи пространственного расположения различных объектов в плоскости их картин. Естественно, что

в реальной жизни эти зрительные признаки, оптические по своей природе, несут существенную информацию об абсолютной и относительной удаленности объектов в поле зрения.

Наложение или перекрытие. Если один объект частично закрывает другой, то их общий контур является надежным признаком того, какой из них ближе, а какой дальше: тот, который виден полностью и закрывает другой объект, нам кажется ближе.

Перекрытие служит надежным и однозначным признаком относительной удаленности объектов от наблюдателя. Иногда художники специально искажают на своих картинах восприятие глубины, тогда эти картины нам кажутся странными и нереальными.

Линейная перспектива. Принцип кодирования информации об абсолютной удаленности объектов с помощью линейной перспективы предполагает, что в соответствии с законом угла зрения при удалении объектов от наблюдателя происходит пропорциональное уменьшение величин их проекций на поверхность сетчатки. Таким образом, в хрестоматийном примере с «убегающими вдаль» железнодорожными рельсами, человек может оценить факт возрастающей удаленности параллельного ряда рельс и поперечного ряда шпал по градуально уменьшающемуся в соответствии с геометрическими законами перспективы расстоянию между рельсами. Аналогия между восприятием картины и восприятием про-

странства здесь максимально уместна: если мы воспринимаем глубину пространства, изображенную художником на плоском холсте, с помощью использования им линейной перспективы, то тот же принцип действует и при построении объемного перцептивного образа пространства на основе плоского сенсорного «отпечатка» на сетчатке.

Градиент текстуры. Американский психолог Дж.Гибсон впервые обратил внимание на зрительный признак, очень похожий на линейную перспективу. Когда в поле зрения наблюдателя присутствует хорошо текстурированная поверхность (пол, трава, земля), то в соответствии с принципом линейной перспективы при удалении от него какого-либо объекта постепенно возрастает плотность этой текстуры. Таким образом, в зрительном поле наблюдателя имеется градуально изменяющийся оптический признак абсолютной и относительной удаленности — градиент текстуры, фактически естественная «шкала» глубины (рис. 78). Кажущаяся величина тестуральных элементов (будь то трава или керамическая плитка в коридоре) и промежутков между ними градуально уменьшается при увеличении расстояния до наблюдателя. Вслед за этими работами современные психологи подтвердили возмож-ность весьма надежной оценки человеком удаленности объекта по изменению плотности текстуры поверхности, а также возможность использования данного признака в гаптической сфере для обучения слепых ориентировке в пространстве [165; 211].

Распределение света и тени в зрительном поле является важным признаком глубины. Основания для такого рода заключения достаточно очевидны: 1) чем ближе объект к источнику света, тем более светлым он нам кажется; 2) ближний объект отбрасывает тень на дальний (рис. 80); 3) в обычных условиях свет, как правило, падает на предметы сверху. Поэтому характер распределения света и темноты по поверхности сетчатки может быть достаточно информативным зрительным признаком глубины при дефиците других зрительных признаков.

Сравнение двух световых паттернов показывает, что мы воспринимает один и тот же плоский круг то как выпуклость, то как впадину в зависимости от того, где расположены светлые пятна — сверху или снизу. Несомненно, что на наше восприятие оказывает влияние опыт: мы привыкли к тому, что свет падает сверху.

Восприятие реального движения

Когда некий объект реально перемещается в пространстве, существуют три принципиальных объяснения, почему мы видим его движение.

1. При неподвижных глазах происходит перемещение проекционного изображения объекта по сетчатке.

2. В случае слежения за движущимся объектом (движутся наши глаза и голова), его проекция на сетчатке не изменяется, но зато это движение может отображаться в поворотах глаз и головы.

3. Вне зависимости от движений глаз проекционное изображение объекта изменяет свое положение на сетчатке относительно других объектов в поле зрения.

Восприятие времени

Понятие времени является фундаментальным для человека. В каждом языке закреплены представления о прошлом, настоящем и будущем, имеется множество слов, точно обозначающих определенный момент времени — вчера, сегодня, недавно, в течение часа, с тех пор, после и др. Несмотря на то, что переживание течения времени — это фундаментальное чувство, изучать восприятие времени сложно. Один из известных исследователей этой проблемы Герберт Вудроу писал, что время — это не та вещь, которая, подобно яблоку, может быть нами воспринята непосредственно. Проблема, которую он поставил более 50 лет назад, до сих пор остается актуальной и недостаточно исследованной: «Вопрос о том, являются ли психические переменные, такие, как длительность или протяженность, непосредственными качествами нашего восприятия временных стимулов или психических процессов вообще, не нашел еще своего решения».

Определенная специфика восприятия времени заключается в том, что не существует особой стимульной энергии, воздействующей на соответствующий рецепторный аппарат и создающий, таким образом, сенсорную основу для временной перцепции. Вместе с тем мы, безусловно, умеем измерять физическое время и у нас нет основания сомневаться в том, что его течение каким-тообразом фиксируется нашим восприятием. Из того, что данный перцептивный процесс не связан прямо с какой-либо конкретной сенсорной репрезентацией, никоим образом не следует, что у субъекта не складывается полноценный образ изменения физического времени, поскольку построение перцептивного образа может носить весьма опосредствованный, косвенный характер.

Например, образный мир у слепоглухонемых людей строится не на основе зрительной или слуховой модальностей, но тем не менее картина мира у них формируется вполне адекватная. Таким образом, при рассмотрении проблемы восприятия времени стимульно-ориентированный подход не имеет преимущества, что не исключает необходимости рассмотрения субъекториентированного, т.е. поиска различного рода внутренних, познавательных механизмов, опосредующих процессы временной

перцепции.

Чрезвычайно важный вопрос о том, что же составляет непосредственную чувственную основу восприятия времени, давно ставится и психологами, и физиологами. Одна из наиболее устоявшихся точек зрения состоит в том, что ощущения длительности обусловлены в основном висцеральной чувствительностью и опосредствованы течением ряда эндогенных процессов внутри нашего организма [94, 119]. Тем не менее, как справедливо подчеркивает один из самых известных отечественных психологов С.Л.Рубинштейн, время неотделимо от реальных, во времени протекающих процессов, и видеть в качестве сенсорной основы лишь висцеральную (интероцептивную) чувствительность было бы неправильно, поскольку восприятие времени обусловлено в значительной степени и тем содержанием, которое заполняет эту сенсорную основу [94]. Например, И.М.Сеченов, И.П.Павлов, А.Р.Лурия, Д.Г.Элькин, Б.И.Цуканов и другие отмечают важность слухового, кинестетического и зрительного анализаторов как сенсорной основы временной перцепции.

На принципиальную важность наличия некой сенсорной основы указывал У.Джемс: «ѕМы не можем сознавать ни длительность, ни протяжение без какого бы то ни было чувственного содержания как бы мы ни старались опорожнить наше сознание от всякого содержания, некоторая форма сменяющегося процес-

са всегда будет осознаваться нами, представляя неустраняемый из сознания элемент. Наряду же с сознаванием этого процесса и с его ритмами мы сознаем и занимаемый им промежуток времени.

Таким образом, сознавание смены (событий. — А.Г.) является условием для сознавания течения времени, и нет никаких оснований предполагать, что течение абсолютно пустого времени достаточно, чтобы породить в нас сознание смены» [45, 237]. Многочисленные опыты с многочасовой или многосуточной сенсорной изоляцией и депривацией, которые проводились в нашей стране и США при подготовке первых космонавтов, показали, что снижение притока внешних раздражителей приводит к различным нарушениям в точности оценки и воспроизведения временных интервалов как в сторону удлинения, так и укорочения субъективного времени [65].

Время включает по меньшей мере два перцептивных качества, которые не могут быть сведены к каким-либо простым физическим характеристикам, — это переживание настоящего момента и чувство течения времени [94; 119; 183]. Известный исследователь восприятия времени Дж.Мичо обозначил эти чувства понятиями «сейчас» и «течением времени», соответственно [183]. О понятии «сейчас» писал еще У.Джеймс в «Принципах психологии» как о куполе времени определенной величины, внутри которого мы сидим и из которого мы смотрим в оба направления внутри само- го времени, иногда его называют субъективным настоящим, говоря о нескольких мгновениях нашего текущего содержания сознания, понимая, что все вне его — это прошлое или будущее. Хотя чувство «течения времени» — это такой же фундаментальный перцептивный атрибут времени, его можно разделить на несколько аспектов, представленных субъекту дифференцированно в плане образа [94, 142]. Во-первых, это то, что называют оценкой времени, или осознанное чувство протяженности времени от одного события до другого. Для описания своего чувственного опыта мы используем физические меры времени — секунды, минуты, часы. Во-вторых, мы воспринимаем последовательность событий, с помощью которой мы можем определить, что было раньше, а что — позже. Особый случай восприятия последовательности событий — это восприятие их одновременности. В-третьих, это нечто в меньшей степени воспринимаемое, но также требующее оценки времени — это предвосхищение наступающего события еще до того, как оно наступит. Последний аспект восприятия времени чрезвычайно важен, например, при игре на музыкальных инструментах или в такой сложной деятельности, как речевая, в ходе которых мы непроизвольно планируем и выполняем сложную последовательность скоординированных во времени действий.

Многие авторы указывают на имеющиеся индивидуальные различия в восприятии времени. Так, дети по сравнению со взрослыми склонны сильно переоценивать временне промежутки. Направленные тренировки увеличивают точность оценки и воспроизведения временнх интервалов. По-видимому, исходя из общепсихологических закономерностей развития восприятия, можно говорить о формировании особого рода сенсорных эталонов, хранящихся в памяти и опосредствующих процесс временнй перцепции. Об этом определенно пишут отечественные исследователи (например, Н.Н.Данилова, Н.Н.Корж, В.А.Садов). С.Л.Рубинштейн особо подчеркивает роль обучения и знакового опосредствования в восприятии времени: «Знание того, что такое день как временнй интервал, включает в себя знание того, что день — это такая-то часть столетия, года, месяца и т.д., что в дне столько-то часов и минут и т.д. Притом, чтобы подлинно реализовать значение этой количественной характеристики, необходимоѕ правильно осознать реальную, содержательную вместимость часа, дня и т.д.» [94, 296—297]. Таким образом, можно говорить о формируемости временнй перцепции в процессе индивидуального развития человека.

Целый ряд исследований обнаружил разнообразные индивидуальные различия в восприятии времени: установок, мотивационно-потребностной сферы, индивидуально-личностных особенностей субъекта, особенностей его профессиональной деятельности и др. [85].

При рассмотрении механизмов восприятия времени в современной психологии выделяют два подхода, или две теории, которые касаются вопроса о том, как мы отслеживаем течение времени. Первый подход включает представление о биологических часах, основанное на том, что восприятие времени имеет свою биологическую, или физиологическую, основу. Во втором — в той или иной мере присутствует представление о когнитивных часах, время рассматривается как чисто субъективный, когнитивный процесс, никак не связанный с объективным отсчетом времени, а основанный на процессах переработки информации.