Э, Фромм

В переводе с латинского «террор» означает «ужас», следовательно, тер­роризм — это использование устрашения для достижения политических, экономических или личных целей. В то же время терроризм — форма орга­низованного насилия.

Данный феномен так или иначе существовал во вое времена. Он замет­но активизировался в конце XX века. За период с 1991 по 2000 год мир стал свидетелем более 3800 террористических взрывов. По данным европейских служб безопасности, террористические группировки не только существу­ют, но и действуют по всей Европе. Сегодня в мире насчитывается более 80 террористических организаций, среди которых: баскские сепаратисты из ЭТА, арабская «Аль-Каида», итальянские «Новые красные бригады» и другие. Организованный терроризм имеет серьезную политическую, эко­номическую и финансовую платформу. Такие государства, как Иран, Су­дан, Сирия, Ливия, Северная Корея и Куба (до недавнего времени также Ирак), открыто поддерживают террористическое движение.

Век нынешний — XXI век — уже успел войти в историю под печальным названием «эра терроризма». Терроризм стал интернациональным, широко­масштабным и обезличенным. Невинные жертвы современного террориз­ма исчисляются тысячами людей в различных концах света, что позволяет говорить не просто об отдельных террористических актах, но о широко­масштабной террористической войне. Вот только некоторые из наиболее драматических событий последнего времени:

• 9 сентября 1999 года взрыв в девятиэтажном доме на улице Гурьянова в Москве, погибло более 100 человек;

• 13 сентябри 1999 года — взрыв дома на Каширском шоссе, погибло более 100 человек;

• 11 сентября 2001 года — авиа разрушение башен-близнецов Всемир­ного торгового центра в Нью-Йорке, погибло более 3000 человек;

• 23 октября 2002 года — захват более 700 заложников в театральном центре на Дубровке, в ходе операции по освобождению заложников погибло более 100 человек;

• 11 марта 2004 года взрывы в пригородных поездах, направлявшихся в Мадрид, погибло 192 человека, ранено более 2000 человек;

• 1 сентября 2004 года — захват детей в Беслане, погибло более 300 че­ловек.

Для всех очевидно, что организованный терроризм представляет серь­езную угрозу человеческому сообществу. Признавая важность политичес­ких и экономических факторов, попытаемся проанализировать терроризм с точки зрения его социально-психологических составляющих.

Эта проблема имеет несколько важных аспектов:

• природа терроризма как группового феномена;

• особенности и мотивация личности террористов;

• характер взаимодействия террористов и заложников;

• психология заложников;

• характер взаимодействия террористической группы с обществом.

Ограничимся анализом первых двух вопросов, а именно — групповых и индивидуальных факторов терроризма. В настоящее время при рассмот­рении проблемы терроризма отчетливо доминируют три концептуальные модели. В соответствии с первой теорией терроризм рассматривается в контексте конфликта двух цивилизаций: традиционной и современной, исламской и неисламской, западной и «остального» мира. Вторая точка зрения связана с признанием культурной травмы как основного источни­ка террористического менталитета. Наконец, немало работ выполнено в психопатологическом ключе, связывающем поведение террористов с пси­хическими расстройствами и патологическими состояниями, такими как паранойя или посттравматическое расстройство.

Одним из ведущих социальных факторов терроризма, несомненно, вы­ступают этнические конфликты. Современные общества отличаются друг от друга, прежде всего, своей культурой. Одни народы делают акцент на сохранении традиций коллективной жизни, другие стремятся к интенсив­ному техническому прогрессу. Общества с традиционной культурой неред­ко рассматриваются как «примитивные» — не достигшие уровня современ­ной цивилизации. Соответственно, те народы, которые ощущают себя более «цивилизованными», стремятся к мировому лидерству и тиражиро­ванию собственной культуры. Подобная тенденция порождает сопротив­ление и террористические войны. В этом отношении терроризм — это вой­на культур, в которой экономически более слабая и «обиженная» сторона пытается восстановить «историческую справедливость» с помощью запу­гивания обидчика неожиданной смертью или ужасными муками. Сегодня в роли «обиженных, но непокоренных» выступают малые народы: чечен­цы, баски, ирландцы, палестинцы...

Какие конкретные культурные условия порождают террористическую психологию? К ним относятся: небольшая численность этноса, тесные род­ственные и национальные связи, высокоразвитое чувство национальной гордости, традиционная воинственность народа, обостренная чувствитель­ность к несправедливости, традиция мести за причиненные обиды, дли­тельный опыт ведения войн.

Нужно учитывать, что этнические террористы представляют собой боль­шую группу, в которой выделяются по меньшей мере несколько уровней: идеологи спонсоры, организаторы, исполнители. Мотивация людей, находящихся на различных позициях, может быть различной. В качестве же груп­повых осознаваемых мотивов обычно провозглашаются следующие цели:

• восстановить историческую справедливость;

• вернуть незаконно захваченные соседом территории;

• наказать обидчиков;

• получить политическую свободу;

• освободить из заключения своих людей;

• получить денежную компенсацию.

Перечисленные цели одинаково важны для многих народов. Вопрос заключается в том, почему некоторые из них выбирают террор в качестве культурной традиции и средства решения проблем национальной иден­тичности. Для ответа на этот вопрос необходим анализ глубинных харак­теристик современного терроризма.

Важным психодинамическим источником терроризма является куль­турная травма. Она передается из поколения в поколение в форме этни­ческого мифа, вынуждая конкретный народ приносить все новые и новые невинные жертвы на алтарь собственного стыда. Опираясь на работу Вамика Вокана «Травматизированные общества» (1991 год), М. М. Решетни­ков раскрывает травматическую динамику следующим образом:

«При наличии в истории народа тяжелой психической травмы, связанной с массовым (национальным) унижением, через какой-то достаточно длительный период (десятилетия и даже столетия) могут «вызреть» те или иные ложные идеи (или идеи отношения), которые при наличии сопутствующих условий пре­вращаются в непоколебимую убежденность конкретного народа в своей пра­воте, избранности Богом, а также — в особой мессианской роли в сочетании с идеями гордости, величия и самопожертвования во имя искупления или отмще­ния, при этом такая "мессианская роль" может приобретать самые жестокие формы реализации».

Особое значение при этом имеет механизм трансляции травматическо­го опыта последующим поколениям. Подвергшиеся психической травме взрослые

на осознаваемом и бессознательном уровне встраивают «травматизированный образ себя» в формирующуюся идентичность своих детей, награждая их собственными фантазиями, страхами и тревогой.

Наряду с травматизацией народ, исповедующий терроризм, имеет еще ряд важных латентных особенностей. Во-первых, в таком этносе группо­вые процессы доминируют над индивидуальными. Это означает, что пове­дение людей всецело подчиняется коллективным ценностям: народным традициям, законам клана, семейным правилам. Индивидуальность не является значимой переменной. Превыше всего ставятся групповые нор­мы и чувства: заветы предков, религиозная вера, коллективная ответствен­ность, честь семьи, преданность роду, национальная гордость. Сплочение народа вокруг коллективных ценностей порождает ощущение силы и пра­ведности его членов. Самоощущение отдельного человека не ограничива­ется рамками собственного тела — его личность сливается с его семьей и продолжается в его народе. Границы личности расширяются, а смерть пе­рестает восприниматься как простое прекращение существования. Лич­ная, смерть террориста получает иную — позитивную интерпретацию. За ней стоят важные вещи: религиозное возвышение, обретение вечной жиз­ни, служение своей семье, подвиг во славу своего рода.

Слияние этноса в монолитное образование сопровождается категорич­ным расщеплением мира на две категории — «свои» и «чужие». «Своим» приписываются положительные качества, на чужих проецируется все мыс­лимое и немыслимое зло. Соответственно, «свои» возбуждают доверие и уважение, «чужие» — враждебность и агрессию. Внешний враг обезличи­вается, демонизируется и перестает вызывать какие-либо человеческие чувства, кроме отвращения и ненависти. Стремление уничтожить враж­дебный мир приобретает форму доминирующей идеи.

В подобных условиях любая провокация «извне» (давление, унижение, насилие) моментально транслируется по этносу, многократно усиливаясь и превращаясь в невыносимое переживание, требующее группового отыгрывания и восстановления справедливости. Таким образом, террористи­ческое мировоззрение становится важным элементом групповой идентичнос­ти. Терроризм теряет смысл вне конкретного этноса. Оторванный от своей группы, террорист утрачивает прежнее могущество и убежденность.

Переживание нацией поражения или унижения существенно повыша­ет готовность людей к объединению во круг авторитарных лидеров для отыгрывания болезненных переживаний вовне — в форме агрессивных действий против предполагаемых обидчиков. Реальность травмы не имеет принци­пиального значения, гораздо важнее фиксация коллективного бессозна­тельного на данной точке. Унижение переживается как тотальное пора­жение, требующее сатисфакции. Одновременно оно сопровождается ощущением собственной уникальности или избранности. Поскольку тер­рористы действуют тайно и нередко без предъявления конкретных требо­ваний, становится очевидно, что важен не результат, а сам факт отыгрывания бессознательных конфликтов.

Ни террористическую группу, ни террористическую организацию не­возможно принудить отказаться от терроризма, так как это означало бы для них потерю существования, смысл которого сводится л: возмездию или выживанию своей группы. Если первоначальное представление о внешней угрозе может быть чистой проекцией и может не соответствовать действи­тельности, то постепенно, благодаря насильственным действиям самих террористов, оно превращается в самореализующееся пророчество — их реальное преследование. Одновременно террористическая группа нужда­ется в совершении агрессивных актов для оправдания своего существова­ния и поддержания внутренней сплоченности.

Терроризм, несомненно, является одним из проявлений деструктивной культуры ориентированной на разрушение окружающего мира. В основе деструкции лежит проекция собственных страхов на окружающий, мир. Под влиянием этого формируется «враждебная модель мира», когда другие куль­туры воспринимаются как неправильные, несправедливые, неверные, представляющие угрозу для жизни или идентичности данного этноса. В со­ответствии с этим происходит реконструирование всей социальной реаль­ности.

На наш взгляд, еще одним важным механизмом терроризма является его культовый характер. Терроризм формируется по механизмам деструктив­ного культа. Как известно, культ предполагает поклонение кому-либо или чему-либо. Деструктивный культ представляет собой социальную группу, проявляющую фанатичное поклонение лидеру и его идеям, а также нанося­щую реальный ущерб самим участникам культа или окружающим их людям.

Согласно исследователям культов из Американского семейного фонда, сегодня в мире существует более 10 000 деструктивных культов. На рубеже нового тысячелетия была отмечена эскалация культовой деятельности. Отчасти это связано с пессимистическими пророчествами, отчасти — с символикой чисел. Год 2000 и III тысячелетие представляют собой маги­ческие круглые числа, будоражащие воображение людей.

Деструктивный культ имеет следующие отличительные признаки:

• наличие авторитарного лидера;

• мистификация лидера;

• выраженная зависимость членов группы от лидера;

• наличие идеологии;

• возвеличивание статуса группы посредством идеи об ее особой со­циальной миссии;

• жесткие стандарты поведения;

• тотальный контроль сознания членов группы;

• стимулирование чувства вины, ненависти и страха;

• отключение членов группы от окружающего мира;

• расщепление мира на «мы» и «они»;

• агрессия по отношению к инакомыслящим и внешнему миру;

• озабоченность группы вовлечением новых членов;

• озабоченность финансовыми вопросами;

• ритуализация жизни;

• символизация;

• самопожертвование и жертвоприношение.

Культовое жертвоприношение придает смысл смерти. Например, 26 марта 1997 года 39 мужчин и женщин предприняли ритуальное самоубий­ство в Сан-Диего, штат Калифорния, будучи адептами церкви Врата Не­бес. Перед этим несколько членов культа кастрировали себя в процессе группового обряда очищения.

Благодаря тотальному контролю сознания — зомбированию адептов — их подлинное «Я» подавляется, заменяясь псевдоидентичностью. Для это­го используются самые разнообразные методы:

• сенсорная депривация или перегрузка;

• депривация сна;

• сексуальная депривация;

• изменение диеты;

• гипноз;

• убеждение;

• визуализация;

• притчи и метафоры;

• медитация, моление, скандирование, пение;

• переосмысление прошлого опыта;

• поощрение и наказание;

• мистификация;

• повторение, монотония, ритм;

• отделение от прошлого;

• запрет на прежние социальные контакты;

• отказ от собственности и денежных средств;

• переход к культовой деятельности — делегирование ролей;

• смена имени, языка, внешнего вида, семьи;

• индокринация: практикумы, семинары, лекции;

• образование внутригрупповых пар с новыми ролевыми моделями, система братства или приятельства.

Структура культа, методы и средства контроля определяются особеннос­тями личности лидера. Его главные качества — авторитарность и стремле­ние к власти над людьми. Цель культовой группы состоит в том, чтобы слу­жить финансовым, сексуальным и психологическим потребностям лидера. Ведущей потребностью является власть. Террористические идеологи обя­заны делать кровавые жертвоприношения за право повелевать своим и дру­гими народами.

Этому способствуют их грандиозное чувство собственного «Я», жесто­кость, решительность, категоричность в суждениях, импульсивность и взрывчатость. Деструктивный культ с позиции лидера — это культ силы. Доброта и компромиссы интерпретируются как унизительная слабость. Приветствуются жесткая иерархия отношений, строгая дисциплина и сле­пое повиновение. Сверхценные идеи, граничащие с паранойей, также вхо­дят в психологическую структуру деструктивного лидерства. Деструктив­ный лидер не испытывает стыда, не раскаивается и не признает свою вину. В достижении своих целей он активно использует манипулятивные стра­тегии, мошенничество и ложь. Одновременно он демонстрирует силу и убежденность в собственной правоте.

Лидер деструктивного культа является харизматической фигурой. Он обладает колоссальной притягательной силой, основанной наличном оба­янии, лидерских качествах и тонком понимании психологии людей. Бла­годаря личной харизме культовый лидер внушает своим последователям веру в себя, ощущение отеческой защищенности и надежду на успех.

Стивен Хассен выделяет 4 основных типа культов⁹¹:

• религиозные или духовные культы (сосредоточенные на религиоз­ных догмах или духовных практиках);

• коммерческие (создаваемые по типу многоуровнего маркетинга и ориентированные на прибыль);

• культы массовой психотерапии (нацеленные на манипуляцию созна­нием, например саентология);

• политические (реализующие политические цели).

Политические деструктивные культы, в свою очередь, делятся на две подгруппы: тоталитарные режимы и террористические группы. Террорис­тическая группа, какие бы цели она ни преследовала, отвечает общим при­знакам деструктивного культа. Дополнительно к ним она имеет следую­щие характеристики:

• наличие политической миссии;

• безликость, растворение террористов в социуме;

• наличие персонифицированного врага;

• внешняя агрессия и убийство невинных граждан.

Ряды террористов пополняются не только религиозными или этничес­кими фанатиками, но и одиночными наемниками, воспитанными в иных культурах. Что заставляет этих людей делать столь бесчеловечный выбор? То, что из всех возможных способов заработать они выбирают индустрию смерти, может свидетельствовать об их личностной предрасположенности к терроризму. Факты свидетельствуют, что общей психологической чертой террористов является тенденция к экстернализации или поиску вовне ис­точников личных проблем. Также наблюдаются эгоцентрическая направ­ленность и постоянная оборонительная позиция. Среди бессознательных психологических защит явно доминируют проекция, отрицание и иденти­фикация (самоотождествление) с агрессором.

Можно утверждать, что, помимо денег, террористическая деятельность приносит человеку ощутимую психологическую выгоду. Перечислим воз­можные индивидуальные мотивы вовлеченности в террористическую дея­тельность. Это:

• стремление к власти над людьми, поддерживаемое бессознательны­ми фантазиями о собственном всемогуществе;

• враждебность, порождаемая личными травмами и требующая выхо­да наружу;

• внутренняя пустота, толкающая на поиск острых ощущений в форме игры со смертью;

• стремление к изоляции вследствие хронического конфликта с обще­ством;

• стремление к саморазрушению вследствие бессознательного чувства вины;

• религиозные или националистические фантазии;

• поиск своей группы или семьи вследствие социальной изоляции и размытой идентичности.

Существуют различные теории, раскрывающие механизмы формиро­вания индивидуальной склонности к деструктивному поведению. В соот­ветствии с одной из них данная тенденция формируется под влиянием де­структивной субкультуры посредством усвоения определенных взглядов, образа жизни и стиля поведения. Другая теория определяет деструктив­ную направленность как реакцию на длительные лишения. Третья гипоте­за вытекает из теории Эрика Эриксона и рассматривает деструктивные группы как результат негативной идентичности ее участников. Наконец, существует точка зрения, в соответствии с которой обращение к террору связано с ранней нарциссической травмой. В последнем случае ярость и насилие становятся индивидуальным способом защиты от ощущения бес­помощности.

Таким образом, современный терроризм представляет собой сложный социально-психологический феномен, для понимания которого важно использовать психоаналитическое знание. Действия, призванные сдержать террористов, должны оковываться на глубоком понимании индивидуаль­ной, групповой и социальной природы терроризма. Репрессивная тактика как первостепенный сдерживающий фактор в ряде случаев достигает про­тивоположного эффекта, усиливая групповую сплоченность и вызывая рост терроризма. Более перспективными, очевидно, являются меры, направ­ленные на эффективную информационную политику, снижение культур­ных барьеров, повышение этнической толерантности общества, стимули­рование и облегчение выхода из террористических групп отдельным их участникам.