Третий вопрос: высшая форма жизни – это трансцендирование или адаптация?

Как вы помните, с точки зрения психосоциальной версии модели конфликта в ее чистом виде высшей формой жизни является та, что включает приспособление к требованиям общества. Естественно, эта позиция связана с предположением о неизбежности конфликта между индивидом и обществом, и защитные механизмы выступают здесь единственным прикрытием личности. В соответствии с этими взглядами зрелость включает такие личностные черты, как надежность, великодушие, преданность, уважение к другим людям и обществу, постоянную продуктивность и уравновешенность. Незрелое поведение включает импульсивность, непокорность, неуважение к другим людям и социальным институтам и общую непредсказуемость. И совсем наоборот, модель самореализации рассматривает повторяющееся, конформистское, неизобретательное поведение как признак проявления защит и незрелости. Это согласуется с тем, что адаптация к обществу не рассматривается в качестве достойной цели жизни. Преодоление условностей общества (они не считаются требованиями, обязательными для исполнения) совершенно необходимо для активного, зрелого существования. Вполне понятно, что свойством зрелости с точки зрения модели самореализации является освобождение от защит и психосоциального конфликта. Другие подходы и варианты модели конфликта оказываются где-то между теми двумя крайними полюсами, что я обозначил. Модель согласованности не имеет особого отношения к этому третьему вопросу, хотя вариант когнитивного диссонанса в своем чистом виде склонен приветствовать надежное, повторяющееся поведение, в то время как подход Мак-Клелланда и теория активации включают некоторый акцент как на повторяющихся, так и на новых формах жизнедеятельности.

Хотя третий вопрос можно точно сформулировать, мне неясно, можно ли его разрешить посредством эмпирического анализа. Конечно, мы вполне можем ожидать, что найдем подтверждения существованию у людей как приспособительного, так и трансцендентного поведения. Но какое из них лучше – это неизбежно вопрос личного мнения. Сторонник теории конфликта может убедительно доказывать, что некто, являющийся хорошим гражданином, – это превосходная личность, в то время как сторонник теории самореализации с тем же красноречием может рассказывать о человеке, чьи художественные наклонности вывели его за пределы социальных условностей. Чтобы эмпирические данные могли определенно разрешить этот вопрос, сторонники теорий конфликта и самореализации должны прийти к согласию относительно достойных восхищения качеств одного из выделяемых типов личности. Последующее рассмотрение поведенческих черт личности такого типа могло бы прояснить, являются ли они адаптивными или трансцендентными. Пожалуй, ближе всего мы можем подойти к такому соглашению, если обратимся к творческой личности. Творческие люди обычно приветствуются в нашей культуре, считается, что они достигли вершин жизнедеятельности. Их превозносят, им завидуют, с ними соревнуются, их поддерживают государственными субсидиями. Сторонники как теории конфликта, так и самореализации признали бы их замечательными людьми. Однако нам нужно соблюдать некоторую осторожность, поскольку есть люди, до сих пор склонные подозревать, что творческая личность на самом деле вздорна, опасна и ленива. Кроме того, если бы вы попросили кого-нибудь определить творческие способности членов вашей группы, вы бы обнаружили значительные расхождения в оценках. Тем не менее, изучая поведенческие черты творческих людей, мы, возможно, подходим максимально близко к эмпирическому основанию разрешения третьего вопроса.

Хотя за последнее время было проведено несколько исследований творческих личностей, пожалуй, наиболее тщательно выполненной и всесторонней из них является работа Мак-Киннона (MacKinnon, 1962; 1965). Остановив свой выбор на архитекторах, Мак-Киннон попросил выдающихся администраторов и теоретиков в этой области назвать самых творческих представителей своей профессии. Объединив полученную таким образом информацию, Мак-Киннон смог отобрать группу архитекторов, которые, по общему мнению, являются творческими людьми. По сравнению с контрольной группой случайно выбранных архитекторов творческая группа включала гораздо большее количество призеров различных конкурсов и руководителей. Хотя не совсем понятно, что обозначает выбранная в этом исследовании мера креативности, не похоже, что она не согласуется с современными взглядами психологии. С общепринятой точки зрения творческий акт порождает что-то новое и важное, а творческий человек – это тот, кто постоянно производит творческие акты (Bruner, 1926b; Jackson and Messick, 1965; Maddi, 1965).

Творческие архитекторы из выборки Мак-Киннона сравнивались с контрольной группой по показателям множества личностных тестов. Один из наиболее очевидных результатов этого исследования заключается в том, что творческие архитекторы гораздо больше склонны переступать общепринятые границы, чем архитекторы из контрольной группы. Творческие архитекторы в своих описаниях говорят о своей незаинтересованности в общении, о том, что их не интересует популярность и признание со стороны других людей, о необычности и уникальности своих привычек и убеждений и в большей заинтересованности в качестве, а не в приемлемости или результативности своей работы. Хотя они считают, что способны к близким отношениям с друзьями, прелести социального взаимодействия мало их привлекают. Кроме того, они не слишком озабочены собственными предрассудками и презирают общественное устройство. Чтобы вы не сомневались, что эти описания имеют какое-то отношение к тому, как другие люди со стороны воспринимают этих творческих архитекторов, позвольте мне заверить вас, что имеют. Психологи, работавшие под руководством Мак-Киннона, на основании личных контактов с испытуемыми на протяжении нескольких дней пришли к выводу, что творческие архитекторы во многом действительно похожи на себя в их описаниях. Творческие архитекторы были менее предсказуемы, типичны и конформны, но в то же время обладали более богатым воображением, проявляли большую впечатлительность и оригинальность, чем архитекторы из контрольной группы. Подтверждение наличия трансцендентных качеств, упомянутых выше, также было получено и при изучении личных историй творческих архитекторов. В общем и целом можно сказать, что они не настолько приспосабливались к социальным институтам, сколько изменяли их или же действовали за их пределами.

Вряд ли есть смысл описывать остальные исследования креативности (см. Razik, 1965), поскольку их результаты согласуются с открытиями Мак-Киннона, указанными выше. Даже исторические исследования жизни людей, прославившихся своим большим творческим потенциалом (например, Maddi, 1965), подтверждают трансцендентный характер их поведения. В великих людях есть даже черта, которую можно было бы назвать эгоизмом. Большинство из них глубоко верили в собственное величие. Даже Фрейд – главный представитель модели конфликта – разделял подобное убеждение (Jones, 1955). Эти свидетельства из различных источников подводят меня к выводу, что высшей формой существования является трансцендентность, а не приспособление.

Очевидно, данный вывод говорит о преимуществе модели самореализации над моделью конфликта в ее психосоциальном варианте. От этих открытий не особенно страдают интрапсихический вариант модели конфликта и модель соответствия. В классической фрейдистской теории, которая является прототипом теории психосоциального конфликта, не приводится более или менее удовлетворительного описания креативности. Последняя рассматривается как нечто, родственное сумасшествию. В соответствии с классической психоаналитической теорией при сумасшествии человек в максимально возможной степени приближается к утрате защит. В этом состоянии жизнедеятельность хаотична, деструктивна и полна тревоги. Инстинкты находят до некоторой степени прямое выражение, что наносит ущерб человеку и его окружающим. Креативность рассматривалась как нечто менее интенсивное – психопатологическое, но находящееся где-то в том же континууме. Акт творчества считался проявлением инстинкта, над которым человек в значительной степени не властен. Очевидно, что эта попытка объяснения креативности не выдерживает никакой критики в свете результатов исследований, подобных тем, что были здесь описаны. Только с появлением эгопсихологии персонологи, принадлежащие к лагерю психоаналитиков, смогли объяснить креативность таким образом, чтобы отличить ее от безумия. Но это объяснение потребовало добавить к модели психосоциального конфликта некоторые аспекты модели самореализации. В результате родилась совершенно новая теория, как я показал в главе 2.

Объяснение креативности, предложенное эгопсихологией, подразумевает регрессию в пользу эго (Kris, 1952). Регрессия – это защитный механизм, с которым мы уже встречались ранее. Но в данном контексте мы обнаруживаем, что отступление на более ранний уровень развития, составляющее этот защитный механизм, это не неизбежная, неосознанная попытка избежать тревоги, а скорее сознательно ускоренное возвращение в более детское состояние, чтобы найти вдохновение, отказавшись на мгновение от той самой социализации, которая считается такой полезной в повседневной жизни. Итак, хотя регрессия в пользу эго и сохраняет сходство с защитами в том, что касается искажения реальности, это не совсем защита, поскольку она совершается сознательно и под контролем со стороны личности. Объяснение креативности, предлагаемое эго-психологией, подходит максимально близко к модели самореализации, однако сохраняет нечто от модели конфликта; креативность с этой точки зрения не обязательно носит защитный характер даже несмотря на то, что она приводит к некоторому отказу от социальной реальности.