S_1_10_fixed

4. Детство человека и других приматов

Мы располагаем весьма скудным и обрывочным материалом, относящимся к развитию обезьяньих детенышей. Иеркс (Yerkes) указывает на всю важность собирания такого материала. Наиболее пригодны для нашей цели наблюдения Лешли и Уотсона (Lashley and Watson), произведенные над находившейся в неволе мартышкой и охватывающие период в 4 месяца, считая со дня рождения. Macacus rhesus—обезьяна Старого света. Длина ее тела при рождении была 20 см. К четырем месяцам она имела пропорции тела взрослого животного и достигла половины его роста. Ход ее моторного развития представлен в виде краткой сводки на прилагаемой таблице. При составлении таблицы я проставлял рядом тот приблизительный возраст, в котором по нашим данным обнаруживает то или иное двигательное умение средний человеческий ребенок. Из сопоставления обоих рядов становится ясным убыстренный темп развития обезьяны.

Общее развитие мартышки совершалось, если не считать некоторого отставания в смысле управления мышечным аппаратом, с такой быстротой, что на десятой неделе наблюдатели рассматривали молодую обезьянку как уже вполне зрелую во всех отношениях, кроме сексуальной деятельности. По целому ряду моментов макак в течение одного дня овладевает тем, на что для человеческого детеныша требуется не меньше месяца. Темп в тридцать раз более высокий!

Как долго сохраняется этот стремительный темп развития? Какое влияние оказывает на него тесное общение с человеком?

Мы полагаем, что читатель, знакомый с обезьянами Старого и Нового света, сможет в общих чертах ответить на этот вопрос. Все мы видели конечно наряженную обезьянку шарманщика и составили себе известное представление о ее психологии. Эта разновидность обезьян принадлежит к семейству сапажу (cebidae).

Пишущий эти строки не обладает глубокими познаниями об этом семействе, но осмеливается все же поделиться результатами одного своего наблюдения, имевшего место несколько лет назад во время летних каникул и потребовавшего около часу времени.

Это был взрослый cebus sapajous. Хозяин его пошел нам навстречу; он внес Жако в дом и разрешил нам подвергнуть его шустрого питомца психологическому тестированию. Мы использовали самый простой тестовый материал и самые несложные тестовые ситуации.

К своему большому удивлению мы нашли, что эти незамысловатые испытания как нельзя лучше подходили для нашего редкостного гостя. Жако не причинил никакого ущерба и не доставил нам никаких особенных хлопот. Он прыгал конечно по столу и стульям и его нужно было держать на привязи, но он решил многие из предъявленных ему задач. Уже один тот факт, что мы могли каким-то образом направлять его поведение, представляется весьма любопытным.

Мы передаем здесь в точности то, что нам удалось наблюдать. Жако в этот момент было пять лет от роду, т. е. он был уже вполне зрелым субъектом. Рост его равнялся почти 2 футам. Стоил он двести долларов. Вот и все предварительные сведения. Его вероятно поймал и приучил какой-нибудь южноамериканский торговец. Переходим к описанию его поведения.

Игра кирпичиками. Жако предлагается несколько красных кирпичиков. Он берет один, потом другой, потом третий, собирает их в кучу, роняет случайно один кирпичик на пол. Даже повторно производя складывание башенки на его глазах, его не удается заставить этим заняться. (Вопрос другого рода: не может ли он при соответствующем видоизменении условий проявить интуицию, необходимую для возведения башенки из кирпичиков?) Жако беспрестанно кладет кирпичик в рот.
Выполнение простого поручения. Жако по словесному приказанию, дополненному соответствующим жестом, кладет в ящик кубик, расставаясь по-видимому с ним с некоторым трудом. Жако кладет в чашку один или несколько кирпичиков; по приказанию хозяина он передает мне чашку.
Чашка и кубик. Мы кладем кубик под жестяную .чашку. Добудет ли он спрятанный кубик? Он смотрит на ручку чашки. Он поднимает чашку за ручку и подносит ее ко рту, но на кубик он по-видимому не обращает внимания. Мы проделываем это вновь и вновь, но реакция поднесения чашки ко рту подавляет собой все остальное.

Чашка и конфета. Мы изменяем ситуацию; мы взываем к его сообразительности; мы даем ему половину конфеты и кладем вторую половину под чашку; мы говорим ему: «Жако, бери!» И Жако поднимает чашку, жадно хватает конфету,—и лишь после этого рука его тянется ко рту.
Развертывание конфеты. На его глазах конфета заворачивается в бумажку. В таком виде она ему передается. Жако блестяще решает проблему.
Манипулирование бумагой. Реакции Жако на бумагу, данную для игры, были живыми, но не особенно углубленными. Он размахивал бумагой, бросал ее, но не складывал листок вдвое или вчетверо. Он проявил так или иначе «интерес» к бумаге, как к игровому, материалу.
Пользование карандашом. Жако получил красный карандаш, но не в состоянии был как следует его использовать. Несмотря на то, что мы самым наглядным образом показывали ему, что нужно сделать, он никак не мог провести карандашом штриха по бумаге. Он старался дать лучшее на что способен. Он прижимал карандаш к бумаге, но у него получался только ряд точек. Жако проделывал с карандашом еще две вещи: он клал его в рот и отшвыривал прочь.
Доска с отверстиями. Мы поставили Жако несколько несложных задач. С помощью жестов мы предложили ему просунуть палочку в круглое отверстие. Он совершенно бессмысленно стучал палочкой по ящику и не произвел ни одной, даже неуклюжей, попытки с целью решения проблемы. Подобным же образом обстояло дело, когда ему был дан деревянный кружок, который нужно было вставить в круглое отверстие. Он колотил кружком по доске, клал его себе в рот, но никак не давал такого ответа, который бы отвечал замыслам Монтессори.
Опыт с коробкой. Когда однако ситуация была слегка изменена, то Жако фактически сумел разрешить проблему. Учитывая интерес Жако к коробкам и его умение вкладывать в них различные предметы, мы взяли небольшую картонку и прикрыли ее сверху нашей доской так, чтобы круглое отверстие приходилось посередине. Затем мы дали Жако деревянный кружок и пригласили его опустить этот кружок в коробку. На этот раз ему удалось протолкнуть кружок через отверстие; задача эта была конечно совершенно иного рода, чем абстрактное постигание формы в обычном опыте с доской.

Захватывание шарика. Этот интересный двигательный тест сводится по существу к тому, чтобы испытуемый поднял со стола крошечный шарик. Жако быстрым движением сгребает шарик, складывая руку горстью.
Проделки. Жако большой мастер на всякие штуки. Он может хлопать в ладоши, он может снимать свою шляпу, он может просунуть ленточку от шляпы под подбородок, он может заложить тросточку за голову, он может наконец перекувырнуться. Эти виртуозные выходки, характеризующие на первый взгляд Жако с самой лестной стороны, подчеркивают в то же время его ограниченные возможности, ибо в результате всей его тренировки, в результате тесного общения с человеком—это и есть все, чему он научился.

Приурочивать отдельные поведенческие моменты Жако к определенным этапам человеческого развития было бы совершенно бесполезным делом. Наличие поверхностного сходства между поведением ребенка и поведением животных и без того очевидно. Структурные различия поведения настолько однако велики, что было бы грубой ошибкой проводить параллели, используя умственный возраст в качестве общего знаменателя. Метод вычисления интеллектуальных коэффициентов требует соблюдения больших предосторожностей даже и в том случае, когда сравнению подвергаются человеческие индивидуальности, и он оказывается уже совершенно негодным для межвидовых сопоставлений.

В заключение несколько слов об общем характере поведения Жако. Во время своих манипуляций Жако двигается чрезвычайно быстро. Он бросается на предметы и хватает их с такой потрясающей быстротой, что у вас возникает впечатление сверхчеловеческой подвижности, но вместе с тем и полной безудержности. Его внимание никогда не бывает чем-либо полностью захвачено; эта черта, сообщающая такое очарование крохотному ребенку, у него отсутствует. Жако в его годы должен был бы уже обладать известной солидностью, однако он кажется менее искушенным, менее способным к приспособлению, одним словом менее умудренным опытом, чем детеныш из вида homo sapiens.

Сравнение между ребенком и обезьяной оказывается таким образом не в пользу последней.

Несмотря на наличие между ними значительного сходства, представляющего несомненно большой биологический интерес, ребенок обнаруживает неизмеримое превосходство уже в силу того, что он сделал лишь первые шаги по пути развития, по которому ему предстоит еще идти долгие годы. Его зубы мудрости прорежутся лишь в двадцать четыре года, между тем как Жако в пятилетнем возрасте уже находится в расцвете своих сил. Длительный период незрелости у человека есть период бесконечной учебы; на протяжении этой учебы дитя входит во владение богатейшим социальным и физиологическим наследством расы.

В социальное наследие входит в качестве некой частицы и уличная шарманка, играющая «Янки Дудль» при поворачивании ручки, и цепочка с ошейником, накинутым на шею Жако.

Ребятишки на улице пляшут под звуки шарманки, их удовольствие не в малой степени обусловлено и тем чувством собственного превосходства, которое они вполне справедливо испытывают, глядя на уморительную обезьянку.

В линнеевском порядке приматов над группой обыкновенных обезьян помещаются человекообразные обезьяны, представленные гиббоном, орангом, шимпанзе и гориллой. При сравнении обеих этих зоологических групп (обыкновенных обезьян и человекообразных) вновь отчетливо выявляется важность удлиненного человеческого детства. Человекообразные обезьяны обладают уже более продолжительным детством, но они уступают в этом отношении даже наиболее примитивным человеческим расам.

Альфред Руссель Уоллес во время своего пребывания на Малайском архипелаге имел случай сравнить обыкновенную обезьяну (из вида суhomologous) с пойманным им молодым орангутаном. Вот что он пишет: «Любопытно было наблюдать различия в поведении этих двух животных, мало разнившихся между собой по возрасту. Орангутан, подобно совсем юному человеческому детенышу, лежал совершенно беспомощно на спине, лениво переворачивался с боку на бок, вытягивал, желая что-нибудь схватить, все четыре руки кверху, но вряд ли был способен подвести пальцы к определенному предмету; оставшись неудовлетворенным, он широко открывал свой беззубый рот и совсем по-детски жалобно пищал. Маленькая обезьяна, напротив, почти все время находилась в движении, бегала и прыгала повсюду, исследовала предметы вокруг себя, с большой ловкостью схватывала маленькие предметы, балансировала на краю ящика, взбегала по бревну и тянула в рот все то съедобное, что ей попадалось по дороге. Вряд ли можно было себе представить больший контраст в отношении орангутана, который в силу этого сравнения еще больше, казалось, напоминал беспомощного человеческого младенца».

На дальнейшем этапе развития мы должны будем получить обратную картину: орангутан в свои зрелые годы стоит в смысле поведения значительно выше обыкновенной обезьяны.

Достаточно указать в качестве подтверждения на опыты Иеркса с применением тестов множественного выбора. Обыкновенные обезьяны очень нескоро нащупывали правильное решение, проделав предварительно целый ряд ошибочных действий, между тем как орангутан внезапно разрешал проблему, как бы осознав ее в целом. У орангутана можно было воспитать ощущение «срединности» путем сочетания в ряде опытов срединно расположенного предмета с каким-либо лакомством.

Имеющаяся сейчас довольно обширная литература по психологии шимпанзе относится к взрослым или уже подросшим животным, точный возраст которых обыкновенно не указывается. Лишь немногие экземпляры, родившиеся в неволе, благополучно достигли зрелости; систематических наблюдений над их ранним поведением опубликовано не было. Устремление к предметам под влиянием зрительного стимула наступает по-видимому в конце третьего месяца жизни. Напомним, что у мартышки эта реакция проявляется на третьей неделе. Обучение ходьбе начинается у шимпанзе примерно на четвертом месяце. На третьей неделе самка колотит маленького шимпанзе кулаками, чтобы заставить его замолчать. Иеркс полагает, что период раннего детства тянется у шимпанзе приблизительно до конца первого года жизни, ибо в этом возрасте животное уже в состоянии частично обходиться без матери; следующий период детства, начинающийся на втором году и характеризующийся обилием движений, игривостью, каверзными проделками, тянется по меньшей мере до пятого года жизни. Затем начинается период отрочества, продолжающийся у самки до семи-восьми лет, а у самца—до девяти-десяти лет; у человека этому периоду соответствует отрезок жизненного цикла от 6 до 12 лет для девочек, и от 8 до 14 лет для мальчиков. Мы располагаем слишком скудными данными для того, чтобы сравнивать продолжительность зрелого периода у шимпанзе и человека, но кажется в высокой степени вероятным, что если бы представители обоих видов находились в одинаково благоприятных условиях, то они бы доживали до одного и того же предельного возраста.

Уже на пятом году шимпанзе проявляет в области приспособительного поведения такие действия, которые указывают на возможность интуитивного постигания, а быть может и осмышления. Шимпанзе различает цвета: белый, серый и черный; его можно научить подбирать сходные геометрические тела, как шары, цилиндры и кубы; зрительное впечатление сохраняется у него по меньшей мере 15 секунд. Шимпанзе может воспользоваться палкой для того, чтобы притянуть к себе далеко лежащий предмет; он может короткой палочкой подтянуть к себе длинную для того, чтобы с помощью этой последней завладеть манящим его взор бананом. Келер показал, что шимпанзе может соединить две палки, на манер удилища, чтобы добраться до отдаленной цели. Таким образом шимпанзе не только пользуется орудиями, но и создает их. Если банан подвешен слишком высоко, для того чтобы он мог достать его с земли, то шимпанзе громоздит два, три или четыре ящика один на другой и добирается таким образом до банана.

В каком возрасте в состоянии человеческий детеныш проделывать подобные штуки? Довольно затруднительно создать вполне сравнимую ситуацию. Следует все-таки упомянуть о том, что к двум годам ребенок может влезать на стул для того, чтобы таким способом достать нужный ему предмет. Он строит башенки из трех и более кирпичиков, не побуждаемый при этом пищевым раздражителем, уже в возрасте 18 месяцев. Выражаясь грубо описательно, можно сказать, что ребенок 18, 24 и 36 месяцев, разрешает проблемы, чрезвычайно сходные с теми, которые может разрешить шимпанзе в экспериментальных условиях. Отсюда не следует однако, что самое решение проблемы происходит по одному и тому же типу у ребенка и у шимпанзе.

Поскольку развитие приспособительного поведения есть проблема генетического порядка, приобретает чрезвычайно большое значение точная запись хронологического возраста в момент наблюдения или эксперимента.

Вопрос о вычислении умственного возраста представляется спорным. Бесчисленные погрешности, имеющие место при определении интеллектуального коэффициента ребенка, вполне оправдывают необходимость крайне осторожного подхода к сопоставлению уровня поведенческих возможностей у представителей различных видов.

Содержание