3. Наследственные основы темпа и общего направления развития

Признавая таким образом интимное взаимодействие врожденных, приобретенных и средовых факторов, мы можем заняться вопросом о той роли, которую играет наследственность в некоторых важнейших типах умственного развития, описанных в предыдущих главах.

Темп и общее направление развития каждого отдельного ребенка являются по-видимому конституциональными особенностями, носящими большей частью наследственный характер. В случаях вторичной олигофрении замедление в темпе развития оказывается конечно приобретенным. Недостаточность становится таким образом частью общей конституции ребенка, а «замедление» является симптомом неполноценной структуры и редуцированной потенции развития. Остаточные возможности развития являются тем не менее частью самого существа ребенка. Редукция возможностей может произойти во внутриутробном периоде, в момент рождения или в постэмбриональной жизни. Редукция может быть полной или частичной, симметричной или односторонней; в каждом данном случае конечные результаты развития будут главным образом зависеть от понесенного ущерба, а не от наличия или отсутствия благоприятных моментов в окружающей среде. Однако при некоторых повреждениях центральной нервной системы имеется трудно определимый резерв нервно-клеточной ткани, которая может подвергнуться заместительному или компенсаторному развитию. Эффективность воспитательных и средовых воздействий будет здесь зависеть от возраста, в котором произошла травма, от количества способной к компенсации ткани и от интенсивности ее стимуляции. Когда факторы эти складываются благоприятно, то некоторые «безнадежные» случаи двигательных расстройств в результате определенных мероприятий дают изумительные улучшения. Здесь роль среды является решающей.

Во многих случаях умственной недостаточности причины ее представляются нам совершенно неясными. При отсутствии явного заболевания, травмы или повреждения возникает соблазн приписать эту недостаточность порочной зародышевой плазме. Однако теоретические возможности дефективной регуляции роста в раннем эмбриональном периоде так многочисленны, что многие случаи конгенитальной дефективности не могут быть с уверенностью приписаны порочным генам. Как бы то ни было, дефект такого рода является конституциональным, и снижение темпа и возможностей развития становится такой же неискоренимой частью физиологической структуры индивидуума, как линии на его ладони.

Кривые умственного развития шести детей из одной семьи, приведенные в главе VIII, ярко демонстрируют обусловленность развития наследственными факторами. Кривые распадаются на две, резко контрастирующие группы. Трудно представить себе, чтобы подобного рода расхождение могло произойти в силу легких изменений в питании, гигиеническом уходе или в домашних условиях обеих групп. Дети были воспитаны в одном и том же доме, одними и теми же лицами. Гораздо более вероятно, что как средняя, так и редуцированная потенции роста происходят за счет определенных генетических факторов.

Подобным же образом ускоренный темп развития является как правило врожденной биологической особенностью субъекта, скорее всего наследственной по своему характеру. Нет никаких доказательств в пользу того, что серьезное ускорение развития может быть получено методом искусственной стимуляции. Дрессировке же как известно хорошо поддаются как дети, так и животные. Можно предположить также, что определенные внешние условия могут повышать динамику индивидуального развития и затрагивать даже эндокринную конституцию. Мы будем тогда иметь дело с вторичным, производным ускорением, аналогичным редукции поведения при вторичной олигофрении. Это скорее теоретическая возможность, чем клиническая действительность. Аномальные формы преждевременного созревания, попадающиеся нам в клинике, носят чаще всего частичный и асимметричный характер. Они образуют группу типических отклонений; они могут быть связаны с инфантилизмом и с патологическим состоянием эндокринной системы. Полноценная разновидность ускорения, которую мы находим в сочетании с высокой одаренностью, является фактически нераздельной частью этой одаренности, симптомом интенсифицированного роста, основным индивидуальным отличием, характерным и необходимым для развития некоторых видов одаренности. Если бы мы располагали методами биохимического измерения, мы могли бы установить определенные динамические и энергетические отличия этих быстро развивающихся детей и притом уже в первые месяцы жизни, когда вряд ли можно приписать их преждевременное развитие определенным воспитательным или средовым стимулам.

Поскольку одаренный индивидуум как правило растет не только быстрее, но и в течение более продолжительного времени, мы можем рассматривать этот удлиненный цикл роста как основное проявление врожденной одаренности. Видовые и расовые различия в длительности пластического периода стоят несомненно в связи с биологическими конституциональными различиями.

В более узких пределах можно предполагать, что соответствующие индивидуальные различия в цикле развития у человека базируются на том же.

Все это не исключает однако участия внешних влияний. Экстракт щитовидной железы так глубоко затрагивает в некоторых случаях процессы обмена, что наступают явные изменения в области как физического, так и умственного развития. В данном случае следовательно внешний фактор модифицирует темп и общее направление развития. Возможно также, что в будущем глубокое проникновение в физиологию эндокринной системы позволит фактически отодвинуть и облегчить старость. Наследственная предопределенность уступит тогда место средовой регуляции. Превосходные гигиенические мероприятия будут вероятно тогда, как и теперь, оказывать благоприятное влияние на развитие, особенно в случаях, лишенных на первых ступенях развития надлежащего ухода. В одном или двух случаях «атипического» развития, описанных в предыдущем отделе, виною наступивших улучшений в ходе психологического развития были по-видимому не вполне ясные, но реальные изменения в физиологической сфере. В общем и целом устойчивость темпа и общего направления развития больше бросается в глаза, чем их подверженность «внешним» влияниям. Случай pubertas praecox, описанный в XIII главе, особенно показателен в этом отношении. Здесь произошел физиологический сдвиг на целое десятилетие; морфология перестроилась, повинуясь эндокринному приказу, а нервная система лишь едва-едва отклонилась от хода своего развития.

Представляется важным генетическим вопросом, в какой степени эндокринные комплексы следует рассматривать как подлинно наследственные образования. Они быть может в большей степени меняются от характера питания и климатических условий, чем от вариаций зародышевой плазмы. Широкогоров (Shirokogorof) в своей исчерпывающей работе о физическом развитии китайского населения высказывает тот взгляд, что рост определяется, с одной стороны, комплексом желез внутренней секреции, а, с другой стороны,—врожденными антропологическими особенностями. Наследственный характер для этих последних выражен гораздо резче, чем для внутрисекреторного аппарата. Он приходит к следующему общему выводу: «Эндокринные комплексы определяют не только процессы физического развития, но и психологию этнических единиц; психологические особенности и особенности поведения китайца могут быть объяснены с точки зрения его эндокринных комплексов». Отсюда напрашивается, вывод, что, изучая процессы роста, можно открыть химические компоненты антропологических групп. Заложены ли эти компоненты уже в хромосомах?

Клинический монголизм, который никоим образом не следует смешивать с антропологической дифференциацией, ставит на очередь вопрос о роли ранней внутрисекреторной деятельности. Причина монголизма неизвестна. Изредка отмечается невропатическая наследственность, отягощенность сифилисом, туберкулезом, алкоголизмом и подагрой. Чаще, наблюдаются факторы, неблагоприятные для беременности, как пожилой возраст или истощение матери, предшествующие многочисленные беременности, лишения, сильные переживания и т. д. Но даже и эти факторы бывают налицо не всегда и подвергаются часто ошибочному истолкованию. Тот факт, что монголизм может быть у одного из двуяйцевых близнецов, но ни разу не был описан только у одного из двух однояйцевых близнецов, заставляет думать о существовании дефекта в зародышевой плазме. То, что для нас настолько темна этиология такой хорошо очерченной клинической единицы, как монголизм, указывает на необходимость проявлять вообще величайшую осторожность при определении причины конгенитального порока развития.

Врожденная тотальная гемигипертрофия, в особенности когда к ней присоединяется умственная отсталость, должна как будто рассматриваться как следствие порочной зародышевой плазмы. Однако весь материал, которым мы располагаем, говорит скорее в пользу того, что данная аномалия вместе со всеми связанными с ней нарушениями тканевого роста, включая сюда и частичное недоразвитие мозга, обусловлена некоторыми бластофторными факторами, имеющими отношение к осевой регуляции роста. Конечно дефектное в смысле симметрии развитие само может быть приписано порочной первоначальной структуре генов, но гораздо рациональнее выводить его все же из некоторых недочетов в механике развития. Данная аномалия независимо от того, является ли она герминативной или эпигенетической по своей природе, возникает на очень ранней эмбриональной стадии и остается неисправимой на протяжении всего дальнейшего цикла развития. Она становится если не наследственным, то во всяком случае врожденным признаком, который прекрасно иллюстрирует все огромное значение ранних нарушений развития.