6. Формирование личности

Структура детской личности, поскольку она является поддающейся описанию реальностью, состоит из бесчисленных условных рефлексов, ассоциативных связей, навыков и установок, приобретенных в результате воспитания. Если бы к ребенку никогда не прикасалась направляющая человеческая рука, если бы он не видел и не слышал ничего человеческого, если бы он рос в абсолютно асоциальном пространстве, то вряд ли бы мы вообще имели перед собой какую бы то ни было «структуру личности». Равновесие и благосостояние личности в значительной степени зависят от давления на нее со стороны других индивидуальностей.

Биологи подчеркивают изумительное взаимодействие и целостность всего органического мира. В связи с эволюционными процессами все жизненные формы становятся некоторым образом взаимозависимыми. Все виды приспосабливаются друг к другу.

Это представление о жизни Томсон (Thomson) рассматривает как одну из четырех великих идей дарвинизма. «В биологическим мире существует по-видимому тенденция к установлению корреляции между организмами». «Природу все больше и больше приходится рассматривать как единую ткань». «Круг индивидуального существования пересекается множеством других кругов». «Связи не достигли здесь статического равновесия и не отличаются стабильностью. В величественном масштабе органического мира эволюция продолжает медленно изменять и организмы и тип их взаимного приспособления. Сложная система взаимозависимостей, с одной стороны, регистрирует достижения эволюционного процесса, а, с другой—обеспечивает целесообразный отбор вариаций и тончайших модификаций».

В конце концов механизм эволюции и механизм индивидуального развития имеют между собой много общего. Основное и наиболее поразительное различие относится к протяженности того и другого во времени. То, что достигается эволюционным процессом за ряд столетий, ребенком осуществляется за немногие месяцы его развития. Но самые процессы развития и приспосабливания протекают примерно аналогичным путем.

Образ неразрывной жизненной ткани применим на деле и к формированию личности. Можно представить себе каждый отдельный комплекс умственного развития как вырабатывание неповторимой, но вполне детерминированной системы приспособлений индивидуума к остальным членам человеческого общества. Здесь мы вновь имеем взаимную связь организмов, основанную на взаимодействии и взаимозависимости соприкасающихся личностей. Здесь, в умственном развитии каждого нового ребенка, мы ощущаем под своими руками обширную и неразрывную биологическую ткань, мы наблюдаем воочию беспрерывный процесс приспособления к другим индивидуумам, то взаимодействие, которое кладет неизбежный отпечаток на растущую и нежную личность ребенка.

Именно эта взаимная связь дает в результате приспособление детей друг к другу и к родителям. Даже разлад в отношениях между родителями и детьми есть приспособление с биопсихологической точки зрения и может быть понят лишь в случае, если мы будем рассматривать его как закономерно обусловленный тип приспособления. Развитие вновь является ключом для понимания. Взаимная связь между старшим и младшим поколением заставляет расти и тех и других. Развитие детской личности уходит своими корнями в другие человеческие существа.

Эти соображения заставляют придавать большое психодинамическое значение отношениям детей и родителей. Данная связь настолько важна, что ее необходимо рассматривать как в биологическом, так и в социально-культурном разрезе. И действительно, даже в семейной жизни животных можно наблюдать интересные проявления родительского доведения.

Основные принципы взаимодействия между ребенком и родителями могут быть подвергнуты плодотворному анализу с помощью таких биологических категорий, как паразитизм, симбиоз и комменсализм. В данной книге мы не имеем возможности подробно на них останавливаться. Достаточно будет подчеркнуть, что конфигурация детской личности не предопределяется строением зародышевой плазмы, а является результатом развития и его регуляции. Развитие регулируется отчасти сознательно, отчасти несознательно благодаря социальным взаимодействиям между юным существом и его домашним окружением. Дитя и родитель образуют совместно некое психобиологическое товарищество. Отношения тут бесконечно более сложны, чем в простом симбиозе, основанном на интересах желудка, но и этот вид комменсализма подчиняется равным образом законам природы и лежит в сфере человеческого воздействия.

Отсюда следует в общем, что «среда» и «наследственность» в их влиянии на развитие обнаруживают глубокую взаимозависимость. Традиционное словоупотребление сделало эти термины дуалистическими, но само развитие как таковое есть интегральный процесс, не оставляющий места противопоставлению. Старинная антиномия свободы и детерминизма представляется равным образом неприложимой к фактам развития. Всякий рост закономерен и в этом смысле детерминирован. Эндогенные детерминанты развития действуют в соответствии с законами генетики, экзогенные факторы координируются между собой. Сферы эндо- и экзогенных влияний не изолированы, но взаимно проникают друг в друга; со строго научной точки зрения ни один из факторов, входящих в комплекс развития, не является абсолютно автономным. Мутационные изменения всегда стоят в большей или меньшей связи с зоной роста. Их нельзя может быть предсказать, но в их появлении нет ничего чудесного. С более широкой научно-биологической точки зрения они также подчинены законам развития.

Существует в конце концов разница между фатализмом и детерминированностью. Биологический детерминизм не есть обреченность, он стремится лишь ввести «свободу» в рамки закономерности и тем самым сделать ее доступной для понимания. Хаотическая и абсолютно незакономерная свобода так же претит нашему сознанию, как и убогая ограниченность предназначения. В процессе органической эволюции и в развитии индивидуума эти крайние возможности фактически уравновешиваются. Рассматриваемые с одной точки зрения феномены развития производят впечатление консервативной стабильности, под другим углом зрения они кажутся необычайно динамичными. Пластичность не есть пассивная особенность, это не признак отрицательного характера. Это есть всегда представленная «функция развития», метод реконструкции и ассимиляции.

Классическому примитивному понятию наследственности противостоит наличие такого рода пластичности. В комплексе развития существуют по-видимому процессы борьбы и отбора. Даже совокупность врожденных особенностей не есть нечто абсолютное, но возникает как результат борьбы между изменчивыми компонентами. Одни из них выживают, другие оказываются побежденными. Таким образом совокупность врожденных особенностей является итогом отбора; она результат развития не в меньшей степени, чем генотипической структуры. Реализуются не все возможности, но только те, которые отвечают потребностям уже создавшейся организации. Всякое развитие само себя ограничивает. Дальнейший рост определяется главным образом предшествующим ростом. Мы имеем таким образом здесь детерминированность прогрессивного порядка, которая, по крайней мере в области поведения, находится в сфере человеческого воздействия и несовместима с фаталистическим взглядом на детство.

Все это общие соображения. Они могут быть конкретизированы, если их выразить в таких терминах, как потенция развития, личность и нервная система. Потенция развития определяется в основном наследственностью. Темперамент, темп и общее направление развития суть по преимуществу эндогенные индивидуальные черты. Личность в своем всеобъемлющем и всепроникающем смысле есть в основном продукт условий развития. Созревание исходит из сокровенных, внутренних потенций, организация определяется внешними детерминантами и опытом. И чем выше будет стоять организация, тем совершеннее будут реализованы потенции развития.

В федерации органов, образующих человеческое существо, нервная система занимает наивысшее положение. Ее верховная функция заключается в гарантировании целостности соматической и поведенческой. В связи с этой функцией природа охраняет нервную систему с помощью определенных отличительных особенностей развития. Из всех органов тела нервная система отличается наибольшей автономией в парадоксальном сочетании с наибольшей впечатлительностью. Она обладает замечательной устойчивостью в отношении неблагоприятных факторов. Она противостоит значительным лишениям. Когда другие органы тела подвергаются голоданию, нервная система испытывает его в наименьшей, степени. Эта относительная неуязвимость сообщает ей определенную устойчивость в состязании соматических систем. Она стремится расти в согласии с врожденными детерминантами, независимо от встающих на ее пути препятствий или благоприятствующих ей возможностей. Она не отказывается от использования благоприятных возможностей, но высшей ее функцией является достижение оптимальной целостности индивидуума при всяких обстоятельствах.

Учитывая все ранее сказанное, можно прийти к заключению, что несомненность и неизбежность созревания—это наиболее характерные черты раннего развития. Это тот наследственный балласт, который сохраняет и стабилизует развитие каждого отдельного ребенка. Он локализован в своем действии, но мы должны быть благодарны и за эту степень детерминированности. Если бы ее не существовало, дитя было бы той покорной жертвой игры внешних сил, как это иногда романтически изображается. Его интеллект, его психика, его личность были бы безвольной добычей болезни, голода, расстройств питания и, что хуже всего, неумелого воспитания. Между тем как на самом деле врожденная тенденция к оптимальному развитию настолько неискоренима, что ребенок полной горстью черпает все, что он находит полезного кругом себя, и страдает в гораздо меньшей степени, чем можно было бы ожидать, от нашего невежества. Только в том случае, если мы захотим считаться с этой внутренней сердцевиной наследственности, сможем мы подойти вплотную к тем существенным индивидуальным различиям, которые для детей характерны не в меньшей степени, чем для взрослых.