1. Взаимозависимость среды и наследственности

Где же лежит истина? По всей вероятности между этими двумя крайностями. Противопоставление различных доктрин привело к чересчур жесткому различению внутренних и внешних факторов. Все наши словесные формулировки как бы сговорились увеличить пропасть между средой и индивидуумом, врожденным и приобретенным, наследственностью и воспитанием, инстинктом и навыком. Даже в научных руководствах понятия среды и наследственности приобрели настолько условный характер, что они как правило противопоставляются, в то время как на самом деле они взаимодействуют друг с другом. В области психической наследственности возникают новые неясности. Генетик имеет тенденцию говорить о психологических особенностях как о вполне изолированных компонентах и смешивает их с элементарными физическими признаками. Психолог, с другой стороны, склонен рассуждать о непознаваемой душе, не зависящей от соматического субстрата.

Понятие развития вновь доказывает здесь всю свою теоретическую ценность. Это понятие уничтожает полярное противопоставление категорий среды и наследственности. Рост всегда является чем-то целостным; поэтому отпадает необходимость проводить строгое различие между физическими и душевными проявлениями. Рост является также процессом организующим и интегрирующим; становится желательным поэтому совместное рассмотрение всех факторов, участвующих в образовании индивидуума. С этой точки зрения наибольшее значение представляет органический механизм развития и скорее взаимообразное, чем противоположное, влияние среды и наследственности. Интерес перемещается к условиям развития и к тому влиянию, которое одна стадия развития оказывает на другую стадию. Рост сам для себя беспрерывно создает условия. Важно не только признавать зародышевые детерминанты, лежащие в основе роста, но и правильно оценивать регуляторные влияния самих продуктов роста.

Высшим генетическим законом является по-видимому следующий: всякий рост в настоящем базируется на прошлом росте. Развитие не есть простая функция, полностью определяемая X единицами наследственности плюс Y единиц среды; это есть исторический комплекс, отображающий на каждой данной ступени заключенное в нем прошлое. Другими словами искусственный дуализм среды и наследственности уволит нас на ложный путь; он заслоняет от нас тот факт, что развитие есть непрерывный самообусловливаемый процесс, а не марионетка, управляемая дерганием двух ниточек.

Из этих соображений следует, что нет возможности определить сколько-нибудь точным образом подлинную роль средового либо наследственного фактора в ходе раннего умственного развития. При настоящем уровне наших знаний важно избегать грубого упрощения при постановке проблемы. Памятуя об этих оговорках, мы можем однако уже и в настоящий момент исследовать основные тенденции нашего материала и можем осмелиться сделать некоторые предположения об относительной роли внутренних и внешних факторов в умственном развитии ребенка. Необходимо подчеркнуть, что так называемые внутренние факторы могут часто иметь со строго биологической точки зрения вторичный или производный характер. Так например образование глаза у эмбриона зависит от врожденной специфической органообразующей субстанции, заложенной в генах. Этот процесс является таким образом первичной химической дифференциацией, но даже и эта самодифференциация находится под влиянием некоего организующего центра. В дальнейшем раннее развитие органа регулируется его положением среди других органов. Тут мы имеем несвободную дифференциацию, где происходит игра механических и физических влияний. После достижения тканями гистологической дифференцировки организм начинает функционировать как более или менее единое целое. С этого момента четыре новых процесса выступают на сцену—«трофическое влияние нервов; внутрисекреторные воздействия; осевая дифференциация; влияние упражнения». Хотя все эти тонкости относятся к области экспериментальной биологии и не могут быть использованы при обсуждении вопросов психической наследственности, их нужно все же иметь в виду при подобного рода обсуждениях, ибо это до известной степени гарантирует от некритических обобщений и «блестящих», но предвзятых идей. Биометрия, занимающаяся измерением и подсчетом индивидуальных различий (difference), не в состоянии объяснить подлинный механизм индивидуальной дифференциации. Это есть физиологическая проблема, и недавно возникшая физиология развития уже дает совершенно новую постановку традиционной проблемы среды и наследственности. В начале развития стоят гены, которые определяют собой объем и границы развития, но процесс как таковой беспрерывно сам себя контролирует.