8. Старость

Психологическая литература, посвященная старческому возрасту (по-прежнему скудная), как правило, рассматривает этот период как время упадка. Раз за разом указывается, что пожилые люди должны справиться с рядом физических и социальных утрат. Они утрачивают физическую силу и здоровье, теряют работу и значительную часть дохода после выхода на пенсию и, с течением времени, теряют своих супругов, родственников и друзей. В равной степени мучительно и то, что они сталкиваются с неизбежной утратой статуса, которая в Америке сопровождает старение, отсутствие активности и «бесполезность» (см. Gitelson, 1975; Havighurst, 1952,1968). Недавно ряд психологов попытались нарисовать более оптимистическую картину. Хотя и признавая многие проблемы и потери, эти психологи говорят, что старость может приносить удовлетворение и обеспечивать новый опыт — «пока человек активно участвует в жизни окружающей его среды» (Cole & Cole, 1993, p. 671; см. также P. S. Kaplan, 1998, р. 465).

Взгляд Эриксона был направлен совсем в другую сторону. Он не проявлял особого интереса к активности и полезности пожилого

человека или к его участию во внешних делах. Вместо этого он сосредоточил свое внимание на внутренней борьбе этого периода — борьбе, которая связана с мучительными чувствами, но обладает потенциалом для внутреннего роста и мудрости. Он назвал эту борьбу целостность эго против отчаяния.

Когда старые люди сталкиваются со смертью, то занимаются, как предполагал Эриксон, тем, что принято называть обзором жизни (Butler, 1963). Они оглядывают свою жизнь ретроспективным взглядом и задают вопрос, была ли она достойной. В процессе этого они переживают предельное отчаяние — чувство, что жизнь была не такой, какой она должна быть, но теперь время ушло и нет возможности опробовать альтернативные стили жизни. Зачастую отчаяние прячется за отвращением. У многих стариков отвращение вызывает любая мелочь; для них нетерпимы борьба и ошибки других людей. Подобное отвращение, говорил Эриксон, в действительности указывает на их презрение к самим себе (Erikson, 1959, р. 68).

Когда старый человек сталкивается с отчаянием, он пытается обрести ощущение целостности эго. Трудно дать определение целостности эго, говорил Эриксон, но она включает в себя ощущение, что в жизни человека присутствует определенный порядок, и «приятие своего единственного цикла жизни как чего-то, что должно было произойти и что, в силу неотвратимости, не допускает какой-либо замены» (1963, р. 268). Целостность, по-видимому, выражает следующее чувство: «Да, я совершал ошибки, но, учитывая, кем я был в то время и сопутствующие обстоятельства, эти ошибки были неизбежны. Я принимаю их, вместе со всем хорошим, что было в моей жизни». Целостность — это чувство, которое также выходит за рамки «Я» и даже за пределы национальных и идеологических границ. Старый человек, на определенном уровне, испытывает чувство единения «с упорядоченными обычаями отдаленных времен и различных поприщ, как они выражены в незатейливых произведениях и поговорках подобных времен и поприщ» (р. 268).

Эриксон (Erikson, 1976) говорил нам, что кризис старости прекрасно проиллюстрирован в фильме Ингмара Бергмана «Земляничная поляна». Этот фильм, по словам Эриксона,

изображает автомобильную поездку старого шведского профессора из местечка, где он живет после выхода на пенсию, в город Лунд. Там, в старинном кафедральном соборе, доктор Исак Борг должен получить высшую награду своей профессии, Почетную докторскую степень, которой отмечают 50 лет безупречной службы. Но эта поездка на автомобиле по отмеченным указателями дорогам через знакомую местность становится также символическим паломничеством назад в детство и в неизведанные глубины его «Я». (р. 1)

Фильм начинается с того, что Борг делает в своем дневнике записи, в которых выражает удовлетворение тем, что жизнь смогла ему предложить. Затем на экране показан страшный сон, символизирующий страх смерти у главного героя. Пробудившись, Борг решает добираться до Лунда на автомобиле, а не на самолете, и взять с собой свою невестку Марианн, переживающую супружеский кризис, разрешению которого Борг до сих пор отказывался помочь. Оказавшись в автомобиле, они сразу же начинают ссориться, и Марианн говорит ему, что «несмотря на то, что все называют его великим гуманистом, он — всего лишь старый эгоист» (Bergman, 1957, р. 32). Во время поездки у Борга происходят и другие столкновения с Марианн и прочими людьми, его также посещают яркие сны и воспоминания о его прошлом. Эти сны и воспоминания вызывают у него сильнейшее ощущение своей ничтожности. Он начинает осознавать, что всю свою жизнь был сторонним наблюдателем, занимавшимся морализаторством и во многих отношениях неспособным на любовь. Тем самым мы понимаем, что первоначальное ощущение целостности было у Борга поверхностным; представляя себе смерть и обозревая свою жизнь, он видит ее многочисленные неудачи.

В конечном счете, однако, прозрение Борга приводит не к окончательному отчаянию, а к новому приятию прошлого. Во время вручения .ему Почетной докторской степени, которое теперь становится для него скорее заурядным событием, он начинает видеть «поразительную причинность» в событиях своей жизни — прозрение, которое примечательным образом напоминает утверждение Эриксона о том, что целостность эго включает в себя ощущение неизбежной упорядоченности прошлого. В равной степени впечатляет и изменение характера Борга. В конце фильма он выражает свою любовь к Марианн и предлагает помощь ей и своему сыну.

Благодаря этому фильму, мы понимаем, почему Эриксон подчеркивал важность как позитивного, так и негативного полюса своих кризисов. Первоначальное чувство целостности было у Борга поверхностным и неубедительным. Более содержательное чувство целостности появилось у него только после того, как он тщательно проанализировал свою жизнь и сумел справиться с определенным экзистенциальным отчаянием (Erikson, 1976, р. 23).

Эриксон и Бергман, таким образом, указывают на внутреннюю борьбу, которую мы склонны упускать из виду, когда смотрим на старых людей. Мы видим их многочисленные физические и социальные трудности и можем сожалеть о том, что старые люди кажутся такими «бесполезными». Мы можем затем попытаться скорректировать свои представления, найдя примеры старых людей, которые более «полезны», энергичны и принимают большее участие во внешних делах. Но мы по-прежнему оцениваем пожилых на основании внешнего поведения. Мы оказываемся неспособными увидеть внутреннюю борьбу. Мы неспособны понять, что тихий старый человек может решать некоторым образом самый важный из всех вопросов: была ли моя жизнь, подходящая теперь к концу, наполнена смыслом? Что наполняет жизнь смыслом?

Эта внутренняя борьба, как правило, превращает старого человека в своего рода философа, и из этой борьбы произрастает такое качество эго, как мудрость (wisdom). Мудрость может быть выражена многими способами, но она всегда отражает вдумчивую, обнадеживающую попытку найти ценность и смысл жизни перед лицом смерти (Erikson, 1976, р. 23; 1982; р. 61-62).

Теоретические вопросы

Почему теория Эриксона является теорией стадий

Стадии Эриксона больше касаются эмоционального развития, но в основе своей они удовлетворяют тем же критериям, что и стадии когнитивного развития, например, в теории Пиаже. То есть стадии 1) описывают качественно различные модели поведения, 2) охватывают общие проблемы, 3) развертываются в неизменной последовательности и 4) являются культурно универсальными. Давайте рассмотрим эти моменты поочередно.

1. Стадии соответствуют качественно различным моделям поведения. Если бы развитие было лишь вопросом постепенного количественного изменения, любое разделение на стадии было бы произвольным. Однако стадии Эриксона дают нам полное ощущение того, что поведение в различные моменты качественно различно. Дети на стадии автономии выглядят совершенно иначе, нежели дети на стадии доверия; они намного более независимы. Дети на стадии инициативы опять же выглядят иначе. Хотя дети, вырабатывающие чувство автономии, бросают вызов авторитету и держат других людей на расстоянии, дети с чувством инициативы отличаются еще большей смелостью и воображением, энергично вмешиваются во все, строят грандиозные планы и осваивают новые виды деятельности. На каждой стадии поведение имеет свои явные особенности.

2. Стадии описывают общие проблемы. Как мы подчеркивали, стадии относятся к общим характеристикам или вопросам. Эриксон вышел за рамки относительно специфической сосредоточенности на телесных зонах, присущей Фрейду, и попытался вычленить общие проблемы в каждый из периодов. Он показал, к примеру, что на оральной стадии важна не столько стимуляция этой зоны, сколько общий модус получения («вбирания») и имеющее еще более общий характер развитие чувства доверия к своим кормильцам. Таким образом Эриксон попытался выделить для каждой стадии наиболее общую проблему, с которой сталкивается индивид в социальном мире.

3. Стадии развертываются в неизменной последовательности. Все теории стадий предполагают некую неизменную последовательность, и теория Эриксона — не исключение. Он говорил, что задачи каждой стадии присутствуют в той или иной форме на протяжении всей жизни, но каждая достигает своего кризиса в определенное время и в определенном порядке.

Утверждение Эриксона основано на допущении, что его последовательность является отчасти результатом биологического созревания. По его словам, ребенок подчиняется «внутренним законам развития, т. е. тем законам, которые в пренатальный период сформировали один его орган за другим и которые теперь создают последовательный ряд потенциальных возможностей для значимых интеракций с теми, кто его окружает» (Erikson, 1963, р. 67). На второй стадии, например, биологическое созревание возвещает о чувстве автономии. Благодаря процессу созревания, дети могут стоять на собственных ногах, контролировать мышцы сфинктера, ходить, произносить слова, такие как «мне», «мое» и «нет» и т. д. На третьей стадии созревание пробуждает новый сексуальный интерес, вместе с такими способностями, как творческая игра, любопытство и энергичное передвижение.

В то же время общественные системы эволюционируют таким образом, что приветствуют этот связанный с созреванием внутренний ряд потенциальных возможностей и идут ему навстречу. Например, когда ребенок на стадии автономии демонстрирует новый уровень самоконтроля, социализирующие агенты считают, что ребенок готов к обучению. К примеру, они начинают приучать его к горшку. Результатом становится борьба волевых начал между ребенком и обществом, которая порождает кризис этого периода. Точно так же когда дети начинают проявлять слишком большой интерес к сексуальным вопросам, общество решает, что пора наложить свои особые сексуальные запреты, порождая стержневой конфликт третьей стадии. Таким об-

разом, последовательность кризисов вызвана внутренним созреванием, с одной стороны, и социальными силами — с другой.

4. Стадии культурно универсальны. Эриксон полагал, что его стадии относятся ко всем культурам. Читатель может видеть, что стадии универсальны постольку, поскольку ими управляют процессы созревания, но все же может проявить скептицизм, ибо знает, насколько велики различия между культурами.

Эриксон также сознавал огромные различия между культурами. Фактически, одна из его целей — показать, как по-разному культуры подходят к стадиям в соответствии со своими разнящимися системами ценностей. Например, в племени дакота период кормления детей грудью отличается большей продолжительностью и снисходительностью; одна из целей этого — сделать так, чтобы дети доверяли окружающим и сами стали щедрыми (р. 134-140). Наше общество, напротив, не поощряет зависимость. В сравнении с другими культурами, мы отнимаем наших младенцев от груди очень рано. По-видимому, мы хотим, чтобы наши дети не приучались слишком зависеть от окружающих или полагаться на них, а стали независимыми. Независимость и свободное передвижение, по-видимому, являются частью нашего культурного идеала, начиная со времени первых поселенцев и по настоящий день (chap. 8).

Эриксон утверждал лишь то, что все культуры адресуют свое внимание одним и тем же проблемам. Все культуры стараются обеспечить своих детей постоянной заботой, регулировать их сильное желание делать все по-своему и ввести табу на инцест. И, когда дети подрастают, все культуры требуют, чтобы они научились технологическим приемам и навыкам, присущим данной культуре, обрели работоспособную взрослую идентичность, завязали узы близости, заботились о следующем поколении и смотрели в лицо смерти с чувством целостности. Достичь этих целей пытаются все культуры, поскольку сама культура является частью эволюционного процесса; в процессе эволюции те группы, которые оказывались неспособными выполнить эти задачи, имели меньше шансов на то, чтобы выжить. Если, к примеру, культуры не могли заставить своих членов пожертвовать частью своей независимости ради нужд других людей (на стадии автономии), начать осваивать навыки и приемы общества (на стадии трудолюбия) и позаботиться о следующем поколении (на стадии генеративности), они, скорее всего, не выживали.¹

Вопрос иерархической интеграции. Последователи Пиаже, как вы, возможно, помните, определяют свои стадии на основе пятого критерия; они