logo
psicho T1

Эмпатический профиль личности как основа психологической культуры психолога

Дорошенко Т.В. (г. Хабаровск)

Проблема эмпатии человека, в психологической науке пред­ставляет большой интерес (А.А. Бодалев, Т.П. Гаврилова, X. Кохут, К. Роджерс, Н.А. Щербакова и другие), в связи стем, что в настоящее время сложились некоторые противоречия в деле подготовки спе­циалистов психологов. Наряду с ростом высших учебных заведений, осуществляющих подготовку психологов, расширением сферы применения психологического знания, возрастающей потребно­стью общества в профессиональных психологах, психологическая культура, населения и профессионалов остается не высокой и требует научных исследований.

Эмпатию в узком смысле можно понимать как сочувствие, сопереживание другому человеку, но это понятие гораздо глубже и шире. Различные авторы в ходе теоретических и эмпирических исследований эмпатии выделяли множество ее составляющих: сопереживание, сочувствие, симпатия, проницательность, эмоцио­нальная отзывчивость, эстетическое наслаждение, эмоциональный отклик, сорадование, идентичность чувств, помощь другому, альтруистические мотивы и т.д.

Интересным является мнение Х.Кохута, который считал эмпа­тию универсальной потребность развития. В связи с этим, с нашей точки зрения, можно посмотреть на эмпатию как своеобразное конституирующее начало личности являющееся движителем личностного развития. Так, эмпатия, появляется уже в раннем детстве - назовем ее «ранняя эмпатия» - как «инстинкт», «по­требность выживания», через подражание и восприятие чувств, эмоций других людей (по данным РСпица, Д.Виникотта и других исследователей эта чувствительность появляется уже в период «перинатального детства»). Изначально данная чувствительность, развивается в собственно эмпатию (сочувствие, сопереживание) в зависимости от индивидуальных (биологически обусловленных) способностей к эмпатии и социокультурной ситуации развития (адекватность взаимодействия со значимыми взрослыми). Таким образом, формируется психологическая культура личности - эм­патия, мотивы (альтруистический, социальной полезности, мотив помощи другому), коммуникативные установки, толерантность, рефлексия.

Исходя из такой взаимосвязи: эмпатии, мотивации, и комму­никации личности становится возможным определить понятие -эмпатический профиль личности (ЭПЛ). Профиль (от лат- profile-очертание), совокупность или типичные черты, характеризующие личность, профессию, специальность, звено. Таким образом, под ЭПЛ понимается устойчивоеличностное образование, содержащее в себе значимые показатели личностной компетентности: эмпатию как фактор мотивации развития личности, проявляющийся в мотивах, установках, направленности эмпатического поведения во взаимоотношениях с другими людьми, что позволяет про­гнозировать успешность личности в социальных отношениях и

профессиональной деятельности в сфере «человек-человек». ЭПЛ характеризуется сочетанием трех составляющих: эмпатии (ее видов и составляющих), эмпатико-мотивационной составляющей (мотивы, связанные с эмпатией) и коммуникативно-деятельностной составляющей (реализация эмпатического поведения во взаимоот­ношениях с другими людьми и в деятельности).

На основании теоретического анализа литературы по проблеме эмпатии, разнообразии ее видов (В.И. Грошев, Б.Д. Карвасарский, КБ. Ягнюк и другие) и представлении об ЭПЛ становится возможным определить семь его типов: Внешний проявляется в сознательном поведении человека в виде сочувствия и сопереживания как необходимое адаптивное в социуме поведение. Внутренний эм­патический профиль проявляется в достаточно высоком уровне эмпатии, проявление которой основано на реализации потребности в значимости и нужности другому человеку. Компенсаторный про­филь проявляется в эмпатии через стремление к компенсации не­полноценности, несостоятельности в общении. Дезинтеграционный эмпатический профиль характеризуется неконтролируемым про­явлением эмпатии в поисках своей идентичности, через тотальное проживание эмоций за другого человека, «сверхпомощи» другому. Ложный профиль определяется, когда в поведении такого человека наблюдаются эмпатические тенденции наряду с раздражительно­стью, неискренностью и нетерпимостью по отношению к другому. Дефицитарный профиль характеризуется дефицитом эмпатии, жесткости, отстраненности и замкнутости человека на самом себе. Истинный эмпатический профиль, напротив, представлен высокой эмпатией, рефлексией, самомотивацией, альтруистической на­правленностью.

Таким образом, формирование эмпатического профиля лич­ности в онтогенезе зависит от биологически обусловленной чув­ствительности, своеобразия ранних детских взаимоотношений со значимыми взрослыми и собственного выбора, самоанализа, работы над собой в подростковом возрасте и далее в процессе жиз­недеятельности. Тогда человек становится озлобленным и жестоким или черствым и отстраненным, или понимающим и сочувствующим - это определяет мотивы поведения, коммуникацию, которая в свою очередь снова воздействует на мотивы и эмпатию. В итоге становится возможным определить «безусловно желательный» тип эмпатического профиля (истинный), «желательные типы», но требующие к себе внимания и совершенствования по мере профес­сионального становления (внешний, внутренний, компенсаторный) и «другие», возможно являющиеся противопоказанием (ложный, дезинтеграционный, дефицитарный) для специалиста профессио­нальной сферы «человек-человек», в частности психолога.

Понимание ЭПЛ как основы психологической культуры про­являет его значимую роль в формировании личности психолога, определяет возможность прогнозирования успешности в профес­сиональном становлении, проявляет необходимость воздействий по совершенствованию личностно и профессионально значимых качеств, что показывает возможности расширения границ про­фессиональной и социальной компетентности и может служить основанием определения ЭПЛ как важного, конституирующего на­чала, от которого в вышесказанном определенном смысле зависит становление личности в целом.

329

Материалы IV съезда Российского психологического общества. Том I.

К вопросу о соотнесении понятий «доверие» и «вера»

Достовалов С.Г. (г. Курган)

Проблема соотнесения понятий «доверие» и «вера» неодно­кратно рассматривалась в рамках философской и психологической наук. Так, на основании подробного анализа философских и пси­хологических подходов Т.П. Скрипкина определяет доверие как самостоятельную форму веры, сущность которой заключается в специфическом отношении субъекта к определенным объектам, связанным с ситуативной актуальной значимостью и априорной на­дежностью (безопасностью) объекта для субъекта (Т.П. Скрипкина, 1997). В этом контексте доверие является основой возникновения веры как феномена индивидуального и массового сознания, рас­сматриваемого в нескольких аспектах: гносеологическом (принятие в качестве истинного тезиса, не доказанного с достоверностью или принципиально недоказуемого), психологического (осознание и переживание содержания данного тезиса в качестве ценности, ре­шимость придерживаться его вопреки жизненным обстоятельствам и сомнениям, выступающая глубоким мотивационным фактором личной жизненной стратегии - вплоть до самоотречения: «верю» как «верую») и религиозного (при отнесении содержания объ­екта веры к сфере сверхъестественного) (Новейший философский словарь, 1998). В то же время, существуют и другие варианты соотнесения этих понятий: «В этическом смысле вера означает то же самое, что способность доверять, своего рода моральную силу, которая предполагает душевную стойкость. Вера - основа доверия. Оправданием этой веры является только чувство нравственной ценности др. личности» (Философский Энциклопедический словарь, 1998). Таким образом, в соотнесении понятий «вера» и «доверие» определяется проблема первичности и взаимной детерминирован­ности рассматриваемых феноменов: «Я доверяю (кому или чему-либо) и поэтому верю» либо «Я верю и поэтому доверяю (кому или чему-либо)». Вторая проблема в соотнесении понятий «доверие» и «вера» определяется содержанием этих явлений. Семантически данные понятия весьма близки, что позволяет отдельным авторам рассматривать их в качестве синонимов (С.Л. Франк, Э. Фромм). Вто же время, как утверждается в работах Т.П. Скрипкиной, доверие есть особая форма веры нетождественная понятию веры в целом, соот­ветственно доверие и вера описывают разные стороны действитель­ности: воснове веры лежит психологический акт принятия чего-либо за истинное без достаточного на то основания, а в основе доверия -акт состояния (или переживания), связанного со специфическим отношением субъекта к объекту доверия. Третья проблема соотне­сения понятий «вера» и «доверие» связана с их представленностью в сознании индивида. Традиционно, понятие «вера» в отношении индивида связано, прежде всего, с религиозным сознанием, хотя, как отмечает большинство современных исследователей (М.Бубер, Д.М Угринович и др.) между религиозной и другими видами веры

нет существенных различий: «Под верой вообще можно понимать экзистенциально окрашенную ценностную ориентацию человека, касающуюся смысложизненной проблематики» (Игумен Вениамин (Новик), 2005). Вто же время и доверие также является субъектным феноменом, отражающим ценностную сферу человека и связанным с его отношением к себе, к другим, к миру. Данное положение о близости понятий «вера» и «доверие» применительно к характери­стикам индивида, послужило основой для эмпирической проверки обозначенной проблематики. Исследование проводилось в рамках проекта «Исследование русского характера», организованного факультетом психологии Тартусского университета (Эстония). В ис­следовании приняли участие 289 человек в возрасте 17-56 лет. Основой для анализа послужили ответы испытуемых на вопросы «Опросника Национального Характера» по шкалам «доверие», «религиозная принадлежность» (вера) и «уровень религиозности» (сила веры). В качестве инструмента для анализа использовался пакет компьютерных программ «Statistica 6.0». Проведенный кор­реляционный и регрессионный анализ с целью выявления линейных и нелинейных зависимостей между показателями доверия и веры не выявил их наличия, что позволяет сделать вывод о дифферен­цированное™ понятий «доверие» и «вера», их нетождественности в характеристике психологических свойств личности. Таким образом, семантическая близость понятий доверия и веры еще не означает согласованности проявлений этих феноменов у индивида, что соответствует утверждению Т.П. Скрипкиной об отнесенности этих феноменов к разным сторонам описания действительности. Ключ к такому пониманию можно обнаружить в исследовании этимологии и истории индоевропейских социальных терминов, проведенном французским лингвистом Э. Бенвенистом (Э. Бенвенист, 1995). В данном исследовании указывается на то, что среди терминов, относящихся к семантическим полям понятий «вера» и «доверие», существуют понятия взаимозаменяемого характера, но в тоже время есть понятия, имеющие узкую сферу применения. Так, в част­ности, одно из слов относящихся к обозначению веры, определяется как личное отношение человека к Богу, как доверие человека Богу и при этом никак не связанное с отношениями между людьми. Этот факт свидетельствуете существующем и зафиксированном на уровне языкового сознания различии между доверием и верой, что, вероятно, и проявилось в результатах эмпирического исследования. На основании полученных данных можно сделать вывод о том, что в современном мировосприятии верить и веровать не означает однозначно доверять - вера, в большей степени, определяется как доверие к Богу, тогда как доверие относится преимуществен­но к сфере межличностных взаимоотношений. Таким образом, теоретические и эмпирические данные позволяют сделать вывод о принципиальных различиях, существующих между понятиями «доверие» и «вера» и их проявлениями при очевидной близости этих понятий. Данное утверждение может служить отправной точкой для дальнейшего, более подробного изучения указанных явлений с психосемантической, феноменологической, личностно- и социально-психологической точек зрения.

330

А-Ж

Тренинг как инструмент в работе психолога

ДрапакЕ.В. (г. Ярославль)

Поскольку одной из очевидных функций инструмента является воздействие на тот или иной объект, то через процессуальную со­ставляющую данной функции тренинг также представляет собой инструмент. Рассмотрение тренинга, как инструмента в деятель­ности психолога, позволит обозначить некоторые новые грани для его изучения.

С точки зрения психологии, инструмент является связующим звеном в системе субъект-объект, обозначая характер их от­ношений, и выполняет тем самым в эксплицированной форме основную функцию мышления - установление связи между ними. Одновременно инструмент выступает как аккумулятор информа­ции, средство передачи опыта, форма значений. По своей природе инструмент представляет собой объективированную интеграцию возможностей и потребностей общественного субъекта - в его устройстве имманентно содержится способ действия с ним.

Первичное создание инструмента было предопределено си­туацией, имеющей в качестве определяющей характеристики - по­требность субъекта в изменении того или иного свойства объекта или создании объекта с определенными свойствами. Эти требуемые свойства объекта детерминируют в свою очередь определенные свойства инструмента. Так, например, твердость дерева - еще боль­шую твердость и остроту будущего инструмента. Найденные свойства должны быть в чем-то опредмечены. В процессе их опредмечивания, проявляются и реализуются в устройстве инструмента также и возможности субъекта как пользователя этих свойств, т.е. через устройство инструмента задается способ его использования. Что в принципе представляет собой «способ использования инструмента»? Это активность, обусловленная потребностью в изменении ситуации, содержание которой определяется устройством инструмента, отра­жающего возможности разработчика этого инструмента. Не затра­гивая сейчас вопрос об индивидуальных и возрастных особенностях, следует признать хотя и относительную, но все-таки универсальность анатомо-физиологических и психических возможностей людей, как представителей вида Homo sapiens. Это позволяет говорить о том, что, если в ситуации подобной по функционально-структурным свойствам той, в которой создавался инструмент, он находится «под рукой», то потенциально любой субъект может его освоить.

Данный процесс имеет специфику, которая определяется сложностью объекта, изменчивостью его потребностных свойств, изменениями, которые можно внести в готовый инструмент, для его соответствия потребностям субъекта, а также вариабельностью возможностей субъекта.

Очевидно, что субъектность объекта, каким является человек, задает изменчивость как психологического инструмента, который используют по отношению к нему, так и технологии его использова­ния. И здесь дело не столько в сложности, сколько в феноменологич-ности психических свойств, которые делают условным соответствие инструмента свойствам субъекта как объекта. Для сравнения, если рассматривать человека как биологическую систему,то, несмотря на ее сложность, изменяемые свойства соответствуют применяемому

в хирургии или диагностике инструменту. Инструмент в этом случае является универсальным, используемым в совокупности основных своих характеристик неизменно по отношению к определенным свойствам любого объекта данного класса. При этом, относительно универсальными, деиндивидуализированными (если абстрагиро­ваться от однозначной индивидуализированное™ человека как целого) являются строение и функционирование биологических систем (сосудистой, пищеварительной и т.д.), чем, кстати, и опреде­ляется их объектность.

В психологической практике инструментами являются мето­дики, тесты, теории, парадигмы, тренинги и т.д., рассматриваемые с точки зрения воздействия на другого субъекта с целью формиро­вания или коррекции тех или иных его свойств. Они различаются по отношению к объекту - субъекту, которые через него подвергаются определенным изменениям. Понятно, что, чем более обобщенным является инструмент, например, психологическая парадигма, тем в большей степени он предполагает работу с субъектом, как целым, как системой. Это проявляется, в частности, в работе консультанта, использующего ту или иную парадигму в качестве инструмента при работе с клиентом. Даже в том случае, когда консультант работает с определенными особенностями субъекта, парадигма детерми­нирует их рассмотрение в качестве элемента системы. Инструмент при этом предполагает крайнюю степень вариабельности, опреде­ляемую условиями, возможностями консультанта и своеобразием индивидуальных особенностей объекта-субъекта. Следует также отметить, что парадигма, воплощая в себе возможности разра­ботчика далеко не всегда создается как инструмент, поэтому в нем не всегда содержится и способ работы. Это предполагает свободу в реализации данного типа инструмента, что, во-первых, предъявляет особыетребования к субъекту, во-вторых, позволяет привести в со­ответствие данный инструмент целостной психикеобъекта, которым в психологической практике является, субъект.

Тренинг в отличие от парадигмы является конкретным ин­струментом, направленным на определенную группу свойств, которые имеют однозначное описание, принимаемую и разде­ляемую феноменологию. Именно однозначность и определенность формируемых втренинге особенностей является его доминирующей характеристикой. Вторая его характеристика заключается в том, что он изначально сформирован как инструмент. Более того, способ его использования эксплицирован в качестве процедуры. И это является третьей существенной характеристикой тренинга как психологического инструмента. В качестве четвертой характери­стики тренинга можно рассматривать деиндивидуализированность свойств субъекта-объекта, те тренинируемые навыки не зависят оттого, в какую индивидуальную систему они вписываются. В зна­чительной степени ответственность за это вписывание принимает субъект-клиент.

Именно эти характеристики тренинга предопределяют огра­ниченность свободы тренера, передаваемость тренинга как ин­струмента, отсутствие необходимости проявления в тренинге ин­дивидуальности тренера и, соответственно, относительная легкость освоения. С одной стороны, это придает психологу, владеющему тренингом определенное чувство уверенности, какое существует у человека, пробирающегося через заросли с топором в руках, с другой стороны, увеличивает вероятность девальвации функцио­нальной ценности тренинга как преобразующего инструмента

331

Материалы IV съезда Российского психологического общества. Том I.

Yandex.RTB R-A-252273-3
Yandex.RTB R-A-252273-4